Мысль номер три, о соратничках, была короткой, мимолетной и плавно переходила в мысль номер четыре, о светлом будущем. Да, мне придется побыстрей списать в утиль Тиму, Органона, «Почву», а заодно и все партии в стране – кроме, конечно, Партии Любителей Вани Щ. Последнюю я сделаю о-о-о-о-чень демократичной, похожей не на КПСС, НСДАП или «Любимую страну», а на фан-клуб. Фиксированного членства не надо, партбилетов не будет, взносов тоже, сам я буду генсеком и одновременно поп-идолом. Bay Ванья! Аплодисменты. Спасибо, спасибо, друзья, вы со мной, я с вами, мы вместе! И никаких «пятиминуток ненависти» по ТВ – что за чепуха? Какие враги? Откуда у меня – у меня! – могут быть враги? Офонарели? Мир-дружба-братство. Другое дело – «пятиминутки любви» на всех каналах – это необходимо, в порядке профилактики. Съем пирожное и запишу ролик, пусть крутят. Маленькую такую речугу в духе Чумака, преподобного Билли Грэма или Светоносного Нектария…

Ага-а, вот, кажется, и поспело мое изюмное чудо, мой сладкий соблазн-Verfuhrung, мое личное колдовство-Verzauberung. Гитлер, к слову, был идиот: с такими возможностями и так облажаться!

А сейчас наступает самый опасный голевой момент, вни-ма-ни-е!

Готовый «парацельс» медленно сходит со стапелей и должен перейти под мой личный контроль. Смотрим во все глаза – на Черкашиных: если кто-то из слепых кротов задумал взбрыкнуть, то иной любой другой возможности им уже не представится. Теперь или никогда.

Раз-два! Оп! Мое! Зря я дергался, передача прошла без эксцессов.

Я протянул руку и, не встретив сопротивления, ухватил с подноса пирожное – снарядик «Фау-1», наполненный сладкой взрывчаткой любви. Никакого бунта кроты Черкашины не подняли, признав мое право силы: мол, ешьте, господин президент земного шара. Что ж, не откажусь. Есть так есть. Мне остается лишь поднести добычу ко рту. Понюхать. Сделать контрольный надкус и… и…

– Вот она, власть над миром! – вдруг истошно завизжала истеричка Яна. – Жуй, Ваня, никому не давай!

И грянула беда, откуда не ждали: сука Тима – то ли спятив от этого визга, то ли, наоборот, все заранее рассчитав! – с невиданной прытью оторвал жопу от кресла и бросился на меня.

Конечно, я сумел отпихнуть эту алчную жирную пасть, но не без потерь. Паршивец за раз успел отожрать процентов тридцать моей собственности! Ах ты, пузан проклятый! Ну погоди, Погодин!

Медлить, однако, было нельзя: я торопливо цапнул две оставшихся трети «парацельса» и начал остервенело перемалывать их зубами, стараясь заглотнуть быстрей сладкую чудо-плоть пирожного.