Светлый фон

Бурик достал карточку и приложил к черной пластине. Интересно, сработает?

Раздался мягкий щелчок. Бурик нажал на бронзовую ручку и потянул дверь на себя.

В небольшой мрачноватой комнате стояла кровать и умывальник типа «Мойдодыр». Бурик вошел и огляделся. Слева в углу, под портретом какого-то дядьки в напудренном парике, стояло нечто вроде пианино, только почему-то на кривых ножках. Посреди комнаты находился непонятный аппарат явно медицинского назначения. Возле него, прямо на полу, сидел мальчик. Раздетый, в одних трусах. Он поднял на Бурика опухшее от долгих слез лицо.

Бурик еле совладал с собой, чтобы с диким криком не выбежать вон: на него смотрел мальчишка из давнего сна! «Интересно, — отвлеченно подумал Бурик, — если он прямо сейчас начнет стареть, я сразу сойду с ума или попозже?» Однако неудобно же вот так стоять и пялиться на него, как на бегемота.

— Привет! — сказал Бурик. Потом вспомнил только что услышанное «O Dio mio», и добавил на итальянском: — Прости, я, наверное, не вовремя…

— Почему не вовремя? — спросил мальчишка, удивленно всхлипнув.

— Ну… ты ведь плакал…

— Конечно… вы заперли меня здесь…

— Я? Да я сам здесь как заложник! А тебя я, наоборот, отпер… то есть открыл… тьфу. В общем, ты меня понял.

Мальчик перестал всхлипывать и смотрел на Бурика уже без прежней опаски.

— А как ты открыл? — спросил он уже с долей здорового мальчишеского любопытства. — Этот толстый Магистр сказал, что дверь заговорена и открыть ее может только он. С помощью какой-то волшебной штуки…

— Этой что ли? — Бурик достал из кармана радиокарту и покрутил в руках.

— Да… — Мальчик посмотрел на Бурика с выражением благоговейного ужаса на лице. — У тебя она тоже есть, да?!

— Нет… То есть, да… В общем, я ее у Джузеппе спер. Только ты не подумай, что я вор! Просто он меня совсем достал…

— Нет, что ты, я совсем-совсем так не думаю! — поспешил заверить его мальчик.

— Меня зовут Саша. А тебя? — спросил Бурик, протягивая руку.

— Антонио. Антонио Доменико Виральдини, — мальчик неловко пожал ладонь Бурика.

— Как одного композитора…

При этих словах Антонио напрягся. Плечи его понуро опустились.

— Я что-то не то сказал? — испугался Бурик. А про себя подумал: «Странный он какой-то».