— Здравствуйте, Павел Яковлевич, — поздоровалась она, истолковав по-своему его замешательство.

Павел поздоровался, и сел на боковое сиденье рядом с водителем. Всю дорогу она о чем-то шепталась со своей соседкой, и время от времени обе тихонько смеялись. А Павел ежился под любопытными взглядами девчонок. Их опять оказалось большинство в группе. Лишь шестеро парней пристроились на задних сидениях.

Павел терпеть не мог, ездить на уборочные со студентами. Машину водить он не умел, потому не мог и подработать лишнюю копейку в совхозе, а в земле ковыряться вместе со студентами, хуже пытки он и представить себе не мог. В тех местах, куда обычно ездили на уборочную, путных лесов не было, а потому и по лесу побродить не представлялось возможности. Так что время для Павла тянулось мучительно медленно, даже при наличии полудюжины толстенных монографий научных светил, которые он прихватил с собой.

Уборочная шла своим чередом; работали, уставали, вскоре пошли дожди. Стало холодно и вовсе неуютно. В старом, не то доме, не то сарае, в котором они жили, тепло было лишь в тесной прихожей, или бывшей кухне, где стояла полуразвалившаяся печь. Еще в день приезда, в предвидении холодов, Павел подремонтировал ее, и когда начались дожди, было где хоть одежду просушить. Из прихожей вели три двери; в большую комнату, поменьше и в крошечный чулан, в котором устроился Павел. В чулан еле-еле удалось втиснуть койку, но Павлу нравилось это тесное пространство. Может быть, после простора гор и тайги, ночевок под открытым небом, сознание требовало отдыха в тесноте.

В одну из суббот случилась история, которой Павел не придал особого значения, но потом она сыграла немаловажную роль в его судьбе. Вернее, она дополнила ту кучу дерьма, которую нагромоздил на него Гонтарь, когда вознамерился выпихнуть его из Университета, во что бы то ни стало.

Поздно вечером в их общежитие заявилась компания парней. Павел не видел, как все началось, он уже дремал в своей каморке. Как потом рассказывали студенты, компания оставалась поначалу снаружи, вошел только самый шустрый. Девчонки уже лежали по постелям, а он начал присаживаться к ним и совать руки под одеяла. Они молча кутались в одеяла, отпихивали нахальные руки, но шума не поднимали. Наконец дело дошло до Вилены. Она не стала дожидаться, когда парень начнет ее лапать, поднялась ему навстречу и отвесила оплеуху. Но ручка девчушки, привыкшей сама рубить дрова для костра и таскать тяжелую понягу по сорок километров в день, обладала такой тяжестью, что крепкий парень не устоял на ногах. Тут же в нем взыграло оскорбленное мужское достоинство, и он кинулся на Вилену с кулаками. Приученная таежной жизнью к быстроте и решительности, она сорвала верхнюю дугу спинки кровати и так врезала нахалу по голове, что парень рухнул на пол без сознания, а когда очнулся, кинулся на улицу. Парни-студенты оказались трусоваты, в конфликт не ввязывались, но пострадавшему, видимо, стыдно было признаться товарищам, что его девчонка оглоушила; он принялся орать, что его избили парни. Вот тогда-то и ворвалась вся компания.