Доев свой обед, он вышел из дому, и пошел в школу, засветиться на работе. Пока шел, несколько раз проверялся, но мог бы поклясться на чем угодно, слежки не было. Только случился маленький инцидент; откуда-то вдруг выскочил молодой парень, типичный браток, за ним гнались двое неприметных мужчин. Догнали, умело заломили руки, откуда-то вывернулся "жигуленок", парня запихнули на заднее сиденье, и машина унеслась.

Павел пробормотал:

— Димычевы опера, что ли, топтуна повязали?..

Придя в школу, он хотел позвонить Димычу, но телефон все еще не работал, и неизвестно было, когда заработает. Поскольку, все же была опасность, что за Павлом следят, он не торопясь, побрел в обход школы, как бы направляясь к бассейну, а сам нырнул в густые заросли скверика, пробежал по тропинке, свернул под прямым углом на другую, проскользнул в дыру в металлическом заборе, и был таков. Пусть теперь топтун ищет его на любом из четырех направлений. Вскоре он был на остановке. Из предосторожности доехав до Университета с двумя пересадками, успел вовремя, профессор как раз показался в дверях. Все такой же могучий, подтянутый, только окончательно побелевший. Белая голова, белые борода с усами. Крепко стискивая ладонь Павла в своих жестких ладонях, Батышев проговорил:

— За столько лет мог бы и навестить пару раз…

— Арнольд Осипович! Вы только представьте мое состояние, будто в дерьме захлебнулся. Я ведь несколько лет даже ходить мимо Университета не мог, по параллельной улице обходил…

— Да понимаю я тебя… — вдруг Батышев расхохотался. — А здорово ты Гонтаря разукрасил! А себе фингалы наставил для маскировки? Я ж и твое интервью видел… Ловок ты, Паша, ничего не скажешь. Обязательно куплю твой роман.

Павел смущенно потупился:

— Да вот, накатило, не продохнуть… Так захотелось ему по морде дать… И пусть тоже в дерьме побарахтается. Я ж еще и улики для ментов против него оставил, и заявление написал, будто он меня сам избил, да еще обвинения в гомосексуализме выдвигает. Будет дальше возникать, я на него в суд подам, стребую компенсацию морального ущерба.

— Паша, а может не надо? Зачем время тратить?

— Да я ж не специально! На меня недели полторы назад кто-то охотиться начал, с целью убить. Сначала топить пытались, а позавчера киллер стрелял. Ну, я и подумал, что это Гонтарь меня заказал. Я же единственный свидетель, который знает, что он Фирсова убил.

— Во-от оно что… — протянул Батышев. — С него станется… Зайдем-ка пивка возьмем, холодненького. Я тут знаю магазинчик… У них всегда холодное.

Зайдя в магазинчик, они набрали полторашек пива, и вскоре оказались на том же пляжике, где полторы недели назад состоялось организационное собрание Союза российских писателей. Искупавшись, они разлеглись на солнышке. Батышев был все такой же, как прежде; мускулистый, загорелый. Павел вдруг сообразил, что когда он был с ним в экспедиции, еще студентом, Батышеву было лишь чуть-чуть за пятьдесят. Немножко побольше, чем теперь Павлу. Господи, а он тогда его стариком посчитал!