Внезапно ее пронзило острое тоскливое чувство: было бы лучше согреваться, прижимаясь друг к другу. Она бы почувствовала себя намного уютнее в его объятиях, чем в его вечернем наряде. Элиза уселась рядом с Веллингтоном, в каких-то нескольких дюймах от него, чтобы можно было перешептываться через решетку, не разглашая свои мысли и чувства тем, кто мог их подслушивать.
Позади их камер находилась довольно пугающая комната; она была открыта так, что была видна из всех находящихся в подвале камер. Элиза заметила развешенные на стене орудия пыток. Длинный узкий стол как раз такой длины, чтобы на нем помещалось распростертое человеческое тело, был виден полностью — это могло быть простым совпадением, а могло быть устроено специально, чтобы у всех узников общества была возможность видеть, что на нем происходит. Очевидно, Хавелок полагал, что на таких допросах должны присутствовать зрители, будь то другие заключенные или его собственные люди, на что также указывало присутствие перед запертыми дверями их камер двух крепких вооруженных слуг. В поместье Хавелока имелась настоящая средневековая камера пыток, и, судя по подозрительным отметинам рядом с большим крюком на стене, хозяин дома регулярно здесь практиковался.
—Да, положение наше плачевное, — тяжело вздохнула Элиза, нарушая молчание. — Но я бывала в переделках и похуже. Как-то нас с Гарри заперли в подвале у герцога...
— В данный момент, — прервал ее Веллингтон, — мне бы не хотелось, чтобы вы меня развлекали рассказами о ваших похождениях с отважным Гаррисоном Торном.
— Правда? А чем бы вы предпочли заниматься, Веллингтон? Потому что обыскали они меня довольно тщательно, так что вариант с открытием замка не рассматривается. Если у вас на уме есть какие-либо еще развлечения, то, думаю, мы могли бы попробовать как-то подстроиться под эту решетку...
Архивариус густо покраснел, пару раз открыл рот, поправил свои очки, а затем неохотно выдавил:
— Вы не облегчаете мою задачу. Я должен сделать признание.
Интонация его голоса заставила ее занервничать.
— Надеюсь, вы не собираетесь признаться мне в вечной, неугасимой любви, ибо я не думаю, что дела наши
Он промолчал.
— Ну хорошо. — Элиза просунула руку через прутья и робко положила ее на плечо архивариуса. — Они отобрали все мое оружие вместе с отмычками, так что вы можете рассказывать мне все, что угодно.
Его дыхание было неровным и шумным, а затем он выпалил:
— Это была она, мисс Браун. Это была