Он придвинул табуретку и, усевшись на нее, пристально смотрел на Элизу, оттягивая момент, который ей обещал. Гла­за Дивейна рыскали по ее телу: таким образом Колумб мог когда-то смотреть на Америку, прикидывая, что он может с нее получить.

— Я так рад, что на самом деле вы не немая. — Интонация его низкого голоса была вполне обыденной, в то время как взгляд оставался сосредоточенным. — Я предпочитаю, чтобы мои женщины хотя бы умели кричать.

Элиза склонила голову набок и ответила ему точно такой же улыбкой.

—   Очень сомневаюсь, что вы сможете сделать со мной не­что такое, что заставит меня кричать. Ну, позабавит — воз­можно. Но, вероятнее всего, рассмешит.

От такого пренебрежения бровь его удивленно поднялась.

—   О, мне это должно понравиться. Уже очень давно у ме­ня не было кошечки, готовой упираться.

—   Тогда вам нужно съездить к нам в Новую Зеландию — у нас там есть борцы за избирательные права женщин, кото­рые с удовольствием останутся с вами в комнате наедине.

Инстинкт самосохранения подсказывал ей, что нужно заста­вить его говорить, пока она будет осматривать комнату и сооб­ражать, что здесь может дать ей какое-то преимущество.

—   Колонии? — Лицо Дивейна скривилось так, будто под нос ему поднесли что-то зловонное. — Будь я проклят, если я когда-нибудь сделаю нечто подобное!

—   Ох, да бросьте вы, Барти, — насмешливо проронила она; голос ее зазвучал низко, и она сбросила сюртук Веллинг­тона с плеч на пол. — Неужели вы, предположительно один из лучших образчиков британской породы, испугались нас, жалких дикарей? — Но тут, словно ее осенила догадка, Эли­за понимающе закивала головой. — Или вы боитесь не соот­ветствовать меркам колониалов — недостаточно смелый, не­достаточно уверенный в себе, да и яйца у них значительно побольше ваших; к тому же они сделали то, что вы сделать не способны: осмелились допустить к себе чужаков.

Улыбка его угасла.

—   Эх, да ладно. — Она вздохнула, покачав головой. — Жаль, конечно, что вы не можете соответствовать стандартам Новой Зеландии. Наверное, именно поэтому ваша красавица-жена застенчива, как перепуганный котенок. Она просто бо­ится, что окружающие узнают о ваших недостатках.

Табурет отлетел в сторону, когда он вскочил на ноги: лицо багрово-красное, на шее вздулись жилы. Скорость, с которой он схватил скальпель, была впечатляющей. Сейчас он наста­вил на нее этот инструмент, которому каким-то образом уда­валось блестеть даже при тусклом освещении камеры.

—Для нее во мне слишком много мужского, — прошипел он. — Я мужчина с большим аппетитом.