– Не понимаю…
– Мой вид, – терпеливо пояснил доктор Хэссоп, – развивался более миллиона лет. Он питался личинками и жуками, зернами и кореньями, мясом и рыбой, он испытывал голод и жажду. Руки и мозг, способные изменять мир, сделали нас людьми, но эти же руки и мозг постепенно отняли у нас наше же истинное дело. Символ сегодняшней жизни – машина. Вся наша жизнь отдана на откуп машинам. А ведь люди моего вида участвовали в создании так называемой культуры непосредственно. Каменотес, ремесленник, ученый… А вот ваш вид, Эл, кажется, навсегда утратил связь между собой и вещами. Вещи вам выдает машина, которую вы замечаете лишь тогда, когда она останавливается. Цветение яблони или восход солнца над океаном оставляют вас равнодушными. Люди, подобные мне, знали истинный вкус хлеба и соли. Они умели любоваться цветком, восходом или прибоем. Они не знали точно, что именно связывает их с цветущим деревом, но они чувствовали, догадывались – такая связь есть… А вы, Эл… Вы едите химию, пьете и дышите химией. Жизнь для вас сосредоточивается в дансинге или в кино. Ваши фрукты давно утратили естественный вкус, а ведь когда–то они были такими же шедеврами природы, как мозг Шекспира и Леонардо. Вы – другие. Не умея воссоздать даже самого крошечного моллюска, вы научились разрушать целые миры.
– У нас были учителя, – хмыкнул я. – Вы же не принимаете меня за идиота?
– Нет, ты не идиот. К твоему счастью, жизнь твоих родителей текла ровно, щитовидная железа у тебя в порядке, организм в меру напитан йодом, эндокринные железы функционируют тоже нормально. Я военный врач, можешь мне верить. Ты получил совершенный организм, я не первый год слежу за его состоянием. Твоя кожа к тому же не пигментирована до черноты, и адисонова болезнь тебя минула. Ты совершенно нормален, Эл, но нормален не в нашем смысле…
Он хотел продолжать, но я в бешенстве ударил кулаком по воде:
– Замолчите!
– Ладно, – сказал он и, замолчав, медленно допил кофе.
9
Не в пример доктору Хэссопу, шеф кинулся ко мне чуть ли не с объятиями:
– Эл! Это было самое короткое твое дело! И какой эффект!
Я не знал, о каком эффекте он говорит. О двух выведенных из строя машинах Парка?
Я потребовал усилитель.
Они переглянулись. Я был для них победителем. Они готовы были выполнить любое мое условие.
Ничего не объясняя, я подключил к усилителю вмонтированное в кольцо записывающее устройство Джека Берримена.
Мы наклонились над усилителем.
Странный шорох… Джек полз?.. Стон… Он был ранен?..
Мы вздрогнули от грохота выстрела. Судя по звуку, стрелял сам Джек. А еще дыхание загнанного, вконец отчаявшегося человека. И снова выстрел. Вопль!