- Я выгляжу именно так, как себя чувствую.

   - Никогда не предполагал, что все так обернется, - пробормотал Михаил. - Похоже на чью-то злую шутку.

   - Что ты там бормочешь, я ничего не понимаю, - Эша небрежно пожала плечами, вытащила виноградную кисть и принялась проворно ее общипывать. Михаил продолжал шелестеть пакетами, казалось, целиком уйдя в свое занятие, но когда она спустя некоторое время подняла голову, то обнаружила на себе взгляд старшего Оружейника - такой внимательный и пристальный, что ей стало не по себе.

   - Чего ты на меня уставился?

   - Ничего, - поспешно ответил Михаил, отворачиваясь. - Просто... А что - уже и глядеть нельзя?

   - Какой-то ты сегодня странный, Миша. Ей-богу, такое ощущение, что ты Олега ко мне ревнуешь!

   - Что?! - вскинулся Михаил. - Кто - я?! Да я...

   - Ой, перестань, лучшие друзья так делают сплошь и рядом!

   - Просто, на мой взгляд, вы друг другу не очень подходите...

   - Миша, ты ему не мама, так что обрати свой взгляд в другом направлении, - Шталь, встав, продемонстрировала Оружейнику тщательно сложенную фигу. - Я никуда не денусь! Смирись!

   - Я совсем не это имел в виду! - запротестовал Михаил как-то испуганно. - На самом деле я к такой тебе уже очень даже привык...

   - Что значит к "такой мне"?

   - Ну к... к коллеге... и к... ну...

   - Ты не мог бы врать чуть-чуть быстрее?

   - Послушай, Эша, я всего лишь хотел сказать...

   - Что бы ты ни хотел сказать, у тебя это вышло хреново! - Шталь развернулась и решительно вышла из кухни, мысленно поражаясь тому, что все только что происшедшее нисколько не ухудшило ее настроения.

   Вернувшись в гостиную, она вкрутила в пепельницу истлевшую сигарету, сломав хрупкий столбик пепла, потом опустилась в кресло и рассеянно уставилась на экран. И тут же выпрямилась, впившись в изображение потрясенным взглядом.

   Даже плохое качество фотографии не могло скрыть растерянности и ужаса в глазах бестолково толпящихся на пыльном перроне обнаженных людей. Кто-то стыдливо прикрывался, но большинство размахивало руками, что-то объясняя друг другу и снующим между ними милицейским работникам. Большинство людей стояло спинами к снимавшему, некоторые были вполоборота, и Эша без труда опознала Нину Владимировну, Глеба, ослепительно-рыжую старшую Домовую Яну и Славу, который был без бороды и казался немного ниже ростом, чем был сейчас. В кадр попала и часть электрички - самой обычной зеленой электрички, из окон которой выглядывали изумленные и вполне одетые люди. Из раскрытых дверей электрички санитары вытаскивали носилки, на которых, прикрытый до основания шеи чем-то, похожим на занавеску, лежал человек, и стоявший рядом с дверями, на самом краешке перрона Михаил, пригнувшись, смотрел на лежащего с удивленной злобой, словно сию секунду обнаружил в живых своего самого заклятого врага. Рядом с ним спиной к объективу стояла невысокая женщина с коротко остриженными светлыми волосами, и ее тонкая рука удерживала за плечо старшего Оружейника, который, казалось, вот-вот ринется вперед. Правее виднелась часть головы какого-то рыжеволосого человека, который тоже смотрел на носилки, но судя по росту и более темному оттенку волос, это был не покойный Ковровед. Лицо же того, кто лежал на носилках, было видно очень отчетливо, и, несмотря на то, что его левая половина была густо залита кровью, несмотря на заострившиеся черты и слипшиеся всклокоченные волосы, Шталь сразу же узнала это лицо. Не узнать его было невозможно. Вот уже двадцать четыре года подряд она видела это лицо в зеркале.