— Силу играть, словно Бог, — пояснила Габриэлла.

Она прикурила очередную сигарету и продолжила:

— Это явление преподавали исключительно на семинарах по небесному музыковедению самым лучшим студентам в ангелологических академиях. Поскольку Вселенная была создана вибрацией голоса Бога — музыкой Его Слова, — то, следовательно, Вселенную можно изменить, усовершенствовать или полностью уничтожить музыкой Его посланников, ангелов. Лира, как и прочие небесные инструменты, созданные ангелами, может вызвать такие изменения. По крайней мере, мы так считаем. Уровень силы этих инструментов многообразен. Наши музыковеды полагают, что при правильно подобранной частоте могут произойти многочисленные космические изменения. Возможно, небо станет красным, море фиолетовым, а трава — оранжевой. Возможно, солнце станет охлаждать воздух, а не нагревать его. Может быть, континенты населят дьяволы. Считается, что, кроме всего прочего, лира может делать больных здоровыми.

Верлен уставился на нее в изумлении. До сих пор она казалась ему вполне разумной женщиной.

— Сейчас вы вряд ли что-то поймете, — сказала она, взяла письма-подлинники и отдала их Верлену. — Но прочтите мне письма. Я бы хотела услышать их. Это поможет мне думать.

Верлен нашел самую раннюю дату — пятое июня сорок третьего года — и начал читать. Хотя стиль матери Инносенты был трудным — каждое предложение было велеречивым, каждая мысль была загнана в письмо, словно железным молотом, — вскоре он поймал ритм ее сочинений.

Первое письмо содержало лишь вежливый обмен формальностями, оно было составлено в осторожном, нерешительном тоне, как будто Инносента пробиралась к миссис Рокфеллер по темному коридору. Тем не менее странное упоминание о мастерстве миссис Рокфеллер обнаружилось даже в этом письме: «Пожалуйста, знайте, что Ваше безупречное художественное видение и мастерство импровизации отмечены и приняты». Эта ссылка очень воодушевила Верлена. Второе письмо было более длинным и более личным. В нем Инносента выражала благодарность госпоже Рокфеллер за важную роль, которую та сыграла в их будущей миссии, и — что Верлен отметил с особым триумфом — обсуждала рисунок, который миссис Рокфеллер, должно быть, вложила в письмо: «Наш восхитительный друг, нельзя не поражаться Вашим изысканным изображениям. Мы получаем их с великой признательностью и осмысливаем с благодарностью». Тон письма намекал на какое-то соглашение, заключенное между этими женщинами, хотя в нем не было ничего конкретного и, конечно, ничего о том, что план осуществился. В четвертом письме нашлось еще одно упоминание о ее мастерстве: «Как всегда, Ваша рука не ошибается, изображая то, что больше всего хочется созерцать глазу».