После своего наряда я спал «как убитый», но общедивизионная тревога Наташиными руками смогла-таки разбудить меня в 4 часа утра! Оказалось, что сержант Лукашин угнал из парка персональную машину комбата, был остановлен на посту ВАИ, стрелял в дежурившего там офицера, после чего и «скрылся в неизвестном направлении».

Офицер, у которого, несмотря на выполнение им «боевой задачи», не было никакого оружия, после прозвучавшего в монгольской ночи выстрела (кто и куда стрелял в тот момент дежурный по посту благоразумно выяснять не стал) очень быстро принял правильное решение: упал прямо на живот (благо в гобийской предпустыне, ровной, как днище сковородки, это не грозило серьезными травмами) и быстро-быстро пополз на свой КП.

Оценить технику его ползания было невозможно из-за кромешной тьмы, но вот скорость оказалась даже выше, чем норматив на оценку «отлично». Приползя в будку, он тут же позвонил, сообщил о нападении на пост и, тем самым, поднял по тревоге всю нашу дивизию. Танковую, между прочим…

Лукашина мы искали 18 часов. И это в праздничном монгольском городе, чуть ли не втором по величине в стране! Монголам, естественно, ничего не сообщили о причинах того, почему на их праздник пришло столько «руссийских цириков» с автоматами и почему при такой «некруглой» дате (51 год их революции) военный парад такой длинный? (Весь день над городом летали наши вертолеты, а по улицам разъезжали бронетранспортеры и машины).

А через 18 часов беглец и стрелок из пистолета сам сдался первому же встреченному им патрулю в самом центре города. Оказалось, что он перед выездом из парка «принял на грудь» «немножко бражки», тайно зревшей в одном из парковых огнетушителей, а, попав среди ночи в незнакомое место, забрел на стройку (единственную в городе!) и лег спать на какие-то рабочие лохмотья. А на следующий день его никто не разбудил (праздник – все рабочие на демонстрации и за праздничными столами).

Проснувшись, Лукашин сразу понял по стрекоту вертолетов и гулу бронетранспортеров, кого и, главное, ЗА ЧТО ищут. Решил выйти «к своим» и… застрелиться! Потому, что жить после такого исхода вчерашнего куража не хотелось. И кому теперь что объяснишь? Ибо стрелял-то он ведь «просто попугать», вверх, «в белый свет как в копеечку», от тоски и из-за девичьей измены, ставшей ему известной из ее же письма, полученного уже в ходе дежурства, а, судя по переполоху, попал прямо между глаз этому чванливому лейтенанту.

Спасло дело то, что во встреченном им патруле был один мудрый сверхсрочник, который, увидев его, выходящим из-за угла с пистолетом у виска, успел крикнуть: «Да не попал ты! Мимо! Он живой!».