Он отпустил мои руки и дотронулся до моей щеки в чём-то среднем между поглаживанием и пощёчиной:

— Ты всё не приходил в себя.

Осмотревшись, я увидел, что лежу на столе в квартире Молли, на том самом месте, где ранее в тот же день мы осматривали раны Тука. В воздухе стоял резкий запах дезинфицирующего средства. Я чувствовал себя ужасно, но не так ужасно, как в машине.

Я повернул голову и увидел жилистого маленького парня с копной чёрных волос, большим носом и блестящими, умными глазами. Он взял в руку металлическую миску и со звоном уронил в неё что-то из другой руки, в которой сжимал остроносые плоскогубцы.

— И теперь он сразу очнулся? — спросил Уолдо Баттерс, судмедэксперт и самый большой знаток польки в Чикаго. — Ещё скажите мне, что всё это не немного жутковато.

— О чём это ты? — удивился я.

Баттерс поднял металлическую миску, наклонив её так, чтобы я мог увидеть, что внутри. Там было несколько крошечных, блестящих, острых, окровавленных кусочков металла.

— Зубцы от рыболовных крючков, — сказал он. — Некоторые из них обломились и застряли у тебя под кожей.

Я хмыкнул. Теперь моё изнеможение в машине имело больше смысла.

— Да, — сказал я. — Когда железо попадает мне под кожу, оно, видимо, вступает в конфликт с могуществом Зимнего Рыцаря. Что буквально лишает меня способности здраво соображать.

Я начал подниматься.

Баттерс очень спокойно положил руки мне на грудь и толкнул меня обратно вниз. Сильно. Я, моргнув, уставился на него.

— Обычно мне не приходится применять силу, — сказал он извиняющимся тоном. — Я не очень люблю работать с людьми, которые ещё живы. Но если я делаю это, то я, чёрт возьми, собираюсь делать это правильно. Так что оставайся на месте, пока я не скажу, что ты можешь встать. Это понятно?

— А-а… Да, думаю, понятно.

— Вот и умница, — заметил Баттерс. — У тебя два гигантских синяка на месте предплечий. Ты покрыт рваными ранами, и пару их них нужно зашить. Некоторые уже начали воспаляться. Мне нужно все их вычистить. Мне будет легче работать, если ты не будешь дёргаться.

— Это я смогу, — ответил я. — Но я чувствую себя во всех смыслах лучше, старина. Гляди.

Я поднял руку и пошевелил пальцами. Их движения были немного стесненны. Я взглянул на них. Они были опухшими, покрыты фиолетовыми пятнами. Мои запястья и предплечья тоже были все в синяках и опухшие.

— Гарри, я однажды видел наркомана, который молотил кулаком по бетону, пока не сломал себе почти все кости в руке. И даже не поморщился.

— Я не под наркотиками, — возразил я.

— Нет? В функционировании твоего тела есть нарушения. Если ты чего-то не чувствуешь — это не значит, что этого нет, — твёрдо сказал Баттерс. — У меня есть теория.