Светлый фон

Крингл закончил моргать, беспечно повернулся и пошагал вниз по холму, напевая себе под нос «К нам едет Санта-Клаус» урчащим басом.

Я так и продолжал сидеть, уставившись ему вслед.

— Сукин сын. — проворчал я про себя.

* * *

Я поднялся и обернулся армейским одеялом перед тем, как зайти в домик. Я почувствовал запах кофе и супа, а мой живот изъявил сильную потребность в обеих этих жидкостях.

В очаге горел огонь, возле которого стояла моя кофейная кружка. Над огнём кипел и котелок с супом. Он наверняка варился из запаса супов-полуфабрикатов, но я достаточно проголодался, чтобы не привередничать. И, похоже, все разделяли моё мнение в этом вопросе.

Храпящего Томаса устроили на одной из раскладушек. Жюстина устроилась позади него, уткнувшись лицом ему в спину. Оба хотя бы вымыли лица и руки. Мак дремал на другой кушетке, голый по пояс, его грудь и живот очевидно отмывали от грязи — а также от крови, чтобы вылечить раны.

Сариссы не было. Молли не было. Хвата не было. Я был уверен, что они ушли вместе.

Кэррин сидела возле очага, уставившись в огонь и держа в руках чашку кофе. Рядом с ней сидел Мыш. Когда я вошёл, он посмотрел на меня и завилял хвостом.

— Это ты оставила одеяло? — тихо спросил я.

— Как только мы развели огонь, — ответила она. — Я полагаю, что уже могу сходить за твоим пыльником.

— Сейчас я бы смотрелся в нем как эксгибиционист, — пошутил я.

Она слегка улыбнулась и передала мне две кружки. Я посмотрел в них. В одной был кофе, в другой суп-полуфабрикат. Затем она вручила мне походную вилку к супу.

— Я понимаю, что это немного, — сказала она.

— Не беспокойся, — ответил я и сел напротив неё, чтобы уделить должное внимание обеим кружкам. Тепло от супа и кофе разлилось по желудку, и я впервые почувствовал себя человеком за… какое-то время. У меня всё болело. Не то чтобы это было приятно, но это были честно заработанные раны.

— Господи, Дрезден, — сказала Кэррин. — Ты мог хотя бы руки помыть.

Она взяла салфетку и наклонилась, чтобы оттереть мои руки. Мой желудок запротестовал против перерыва в принятии пищи, но я отставил кружки в сторону и позволил ей за мной ухаживать.

Она терпеливо очистила мои руки, потратив пару салфеток.

— Теперь наклонись, — велела она.

Я так и сделал.