— Вы меня восхищаете, Джеймс.

— Вы меня тоже, сэр. Должен заметить, что ваши указания изложены исключительно четко.

— Я чувствую, что мы сработаемся, Джеймс.

— Да, сэр.

В двенадцать часов доктор и Вера переступили порог родового поместья Бэдфулов. Дворецкий распахнул перед ними двери, секретарь Бэдфула — Вильтон — встретил их в холле.

— Прошу вас, господа. — Жестом он пригласил их следовать за ним.

По ковровой лестнице, несколько театральной по нынешним понятиям, они поднялись на второй этаж. Широкий пролет лестницы разворачивался влево и вправо. Они прошли прямо, в массивные двери, распахнутые секретарем, и оказались в огромном зале. Зал был пуст, если не считать картин, развешанных по трем стенам. Четвертую занимали овальные окна, занавешенные присборенными белыми гардинами. Влево, наискось они пересекли зал и оказались в длинном коридоре, по правой стороне которого сплошь шли окна, выходящие в зимний сад, по левой — метрах в пяти-шести друг от друга располагались четыре двери, ведущие в какие-то комнаты. Пройдя коридор, повернули направо, спустились вниз, поднялись наверх и наконец оказались в комнате, где секретарь попросил их минуточку подождать.

Ждать пришлось действительно не более минуты. Вильтон пригласил их в следующую комнату, видимо кабинет Бэдфула. Хозяин не пожелал принять их в спальне, где ему предписывалось находиться. Он сидел в кресле-каталке, ноги его закрывал плед.

«Господи, — подумал доктор, — как в кино, шестнадцатый век». Вера чувствовала себя совершенно потерянной. Как только они вошли, Бэдфул уставился на нее и смотрел, не отрывая глаз.

«Не так уж он стар», — подумал доктор. Так оно и было. Бэдфулу шел шестьдесят второй год. Не столько старость, сколько болезни изнурили его. Глаза его слезились, под глазами висели свинцовые мешки, щеки ввалились.

— Подойди поближе, — неожиданно твердым голосом сказал он.

Вера, несмотря на растерянность, поняла, что обращаются к ней. Она подошла и, не слишком сознавая, что делает, опустилась перед каталкой на колени. Не отрывая от нее глаз, Бэдфул положил руку ей на плечо и крепко сжал его, словно желая убедиться, что перед ним не видение.

— Вера, — как бы про себя произнес он, — вылитая, вылитая мать.

— Где письма? — Глаза его сурово смотрели на секретаря. Тот немедленно взял папку из рук доктора и положил ему на колени.

— Оставьте нас, — потребовал Бэдфул.

Судорога перекосила лицо доктора, когда он покидал кабинет. Еще бы! На него даже не взглянули, его даже не удосужились представить. Наплевать, он понял, что здесь дело выиграно, оставались формальности.