Немного помолчали, Рашевская первая начала разговор:

– Федя, ты знаешь, что летом в Сочи будет фортепианный конкурс?

– Да, мне говорил преподаватель, – Федя едва соображал, что говорит, тупо глядя в тарелку с супом.

– Поедешь?

– Пока не знаю. Вообще, нет, наверное.

– Почему?

– Я на этот-то конкурс столько сил потратил… – Федя наконец решился поднять глаза на девушку. – Я ведь на исполнительский вряд ли пойду и ставки на это не делаю. А здесь надо столько труда вкладывать… Зачем?

– Как это зачем? Твой талант в землю закапывать… Федь, это преступление.

– Да какой талант, просто удачно тогда сыграл, – Федя покраснел.

– «Просто удачных» выступлений не бывает. Сразу же все видно. Вернее, слышно, – Ирина изящно разрезала в тарелке листья салата. – Ну ты же все равно свяжешь свою жизнь с музыкой?

– Наверное, да.

– Почему «наверное»?

– Просто до недавнего времени в нашей семье музыка как будущее не рассматривалась. Дома Олег вообще запрещал мне играть на пианино: его от каждого звука трясло, поэтому я всегда занимался только на синтезаторе, в наушниках. У меня было одно будущее: экономический. Сейчас вот, после конкурса, взгляды немного поменялись и появилась надежда, что я сам смогу выбрать то, чем буду заниматься дальше.

– И что ты хочешь?

– Я на композиторский, наверно, пойду.

– Тоня много рассказывала про твою музыку. Мне уже даже послушать захотелось.

– Да ну… – Федя сильно смутился. Так и не нашелся, что сказать.

Рашевская тоже немного смутилась. Она словно ждала определенного ответа на свою фразу, но его не последовало. Ян же думал в это время о том, какой Литвинов все-таки тормоз.

– Ян, а ты музыкой не увлекаешься? – девушка переключилась на Шабурова.

– Исключительно как тупой слушатель.