– Тонь… Тоня…

Рашевская со вздохом откинулась на спинку дивана: надо дать подруге проплакаться. Она ждала, в замешательстве, глубоко задумавшись, что же сейчас делать и что сказать, когда нужных слов не находилось. Когда Тоня немного успокоилась, Ирина, опустив голову на руки, с трудом выдавила:

– Тоня, я… знаешь, ведь… Короче… ты сама уже все поняла. И, согласись, я в этом не виновата.

– Я тебя и не виню, – сквозь слезы ответила девушка.

– Просто, понимаешь… Мои чувства – это моя проблема. А в действительности у нас с Литвиновым даже намека на какие-то отношения никогда не возникало. Когда-то он пытался меня пригласить… – Ирина осеклась: а ведь подруга, возможно, действительно права.

– Ну вот, видишь, – подтвердила ее догадку Тоня.

– Я отказалась тогда, – пробормотала Рашевская. – Ну и все. Кто тебе вообще сказал подобную чушь?

– Он сам. Своей музыкой. Песнями.

– Блин, при чем тут песни?!

– При том. Просто ты не слышала.

– Тонь, у тебя нет температуры? Кто тебе сказал, будто он обо мне все это пишет?!

Тоня молчала с минуту и наконец ответила:

– Я знаю. Не переживай, информация достоверная. Только от кого – сказать не могу. Не моя тайна.

– Бред какой-то.

– Не хочешь – не верь. Дай лучше зеркало.

Рашевская принесла зеркальце и ватные диски. Тоня вытерла растекшуюся тушь, привела себя в порядок.

– Все, – Тоня натянуто улыбнулась. – Я пойду. Да не переживай ты. У меня с ним все равно ничего не получилось бы.

– Почему ты так думаешь?

– Да потому, – с раздражением ответила девушка.

– Тоня… Ты же моя лучшая подруга… Я не могу вот так…