– Такое забудешь…

– Как это называется, «французский поцелуй»? Когда с языком? Меня, короче, чуть не вырвало. Так противно почему-то стало. Я потом раз пять зубы почистила. И еще… – Рашевская умолкла, не закончив фразу.

– Что «еще»?

– Да… – Ирина колебалась, не зная, стоит ли рассказывать подробности, – неважно.

– Приставал?

– Ну, в общем, да. И очень настойчиво. Я даже не ожидала от него такого. Мне тогда довольно резко пришлось ему ответить, чтобы он элементарно понял, что я не хочу. Он, правда, потом долго прощения просил, – Ирина перевела дыхание. – Знаешь, меня папа учил не принимать никаких решений, пока не остыли эмоции. Поэтому я ничего ему не сказала, но уже в тот день все решила.

Тоня усмехнулась:

– Слушай, а ты вообще ему говорила когда-нибудь… ну, будто ты его любишь?

– Ни-ког-да! – отрезала Рашевская. – Я, наоборот, пыталась всегда дистанцию сохранять. А то, что он там себе напридумывал, – это его проблемы.

– На фига ты тогда вообще с ним встречалась?

– Сама не знаю, – Ирина нервно встала с кресла, подошла к окну, оперлась о подоконник, глядя куда-то вдаль. – Сначала он мне нравился, а сейчас… видеть его не могу.

– А мне его жалко.

Рашевская повернулась к Тоне:

– Ты ведь сама уже прекрасно поняла, что он из себя представляет.

– Что-то мне подсказывает, что не только в этом дело.

– Может быть, – загадочно улыбнулась Рашевская.

– Не поделишься с лучшей подругой?

– Нечем пока делиться, – Ирина отвела в сторону взгляд.

Тоня вдруг поняла, что настал лучший момент для разговора, который она давно уже обдумывала. Наверное, пора решиться. Вспыхнуло непривычно сильное волнение. Тоня убрала ноги с подлокотника, откинулась на спинку дивана. Перевела дыхание, не зная, как начать.

– Тонь, ты чего? – Ирина вернулась в кресло, забралась в него с ногами.