Я сижу в той самой избе, в которой произошел мой первый разговор с Павлом. Мне выделили здесь просторную комнату, в которой я могу придаваться своим журналистским занятиям. Никто мне не мешает. Все вежливы и радушны.

Скорее всего в этом месте (которое, естественно, я не могу назвать) мы пробудем, пока не закончится весенняя распутица, а после пойдем на соединение с группой войск под командованием Ильи Скорова (это место в статье я вставил уже после войны, хотя изначально оно было. Но когда Павел прочитал, он сказал, что этим я раскрываю военные планы Армии Освобождения).

На этом я завершаю свой несколько затянувшийся очерк.

До новых статей!

Ваш, Дж. Даррел.

Глава 4

Глава 4

Из неопубликованного в России дневника генерала П.С. Елагина, Париж, 2042–2043 гг.

Я пишу эти строки в эмиграции, в Париже, где я оказался после всех испытаний, выпавший на мою долю в России. Я знаю, многие осуждают меня на моей Родине. Многие считают предателем. Официально мое имя внесено в черные списки, в списки тех, кто причинил России больше зла, чем добра. Я не думаю, что это справедливо. Я честно служил своему Отечеству на протяжении многих десятилетий. И то, что сделал в конце моей деятельности на русской земле тоже было продиктовано любовью к России и ее народу.

В своих кратких заметках я хочу еще раз объяснить свою позицию и написать, как все было с моей точки зрения. Это мое право. Мне осталось не так долго жить, я болен, болен смертельно. Так пусть хотя бы после моей смерти мое имя перестанет быть бранным.

Итак, мысленно я возвращаюсь на несколько лет назад в две тысячи тридцать девятый год.

Весна в том году выдалась слякотная. Днем светило солнце, а по ночам опять ударяли заморозки. Все это крайне осложняло наше положение и не давало действовать с полной силой.

К тому времени мы, Армия Свободы, добились значительных успехов. То, что казалось в начале войны нереальным, на глазах принимало очертания и воплощалось в жизнь. Отчасти, задача оказалась легче, чем она представлялась нам. Лодка была не так устойчива. И чем больше мы раскачивали ее, тем большие волны расходились в разные стороны.

Через год мы уже смело могли называть себя не вооруженной группой, не подпольщиками, а именно Армией. Пожалуй, основной толчок процессу нашей самоорганизации, как это не странно прозвучит, был дан событиями, произошедшими под Ноябрьском, на «ферме», где мы проводили наши первые опыты партизанской деятельности.

Все началось ранним утром. К дому, в котором мы жили, подъехало несколько бронированных машин народной милиции. Мы повскакивали со своих кроватей и прильнули к щелям сарая. Все стало ясно с первых секунд — это облава. Нармилы прочесывали все районы области. Добрались они и до территории, где располагались мы. Что же, этого следовало рано или поздно ожидать. Хотя мы и жили на загрязненных землях, где даже трава не желал толком расти, а животных мы наблюдали один или два раз за все время пребывания там, власти сочли необходимым проверить и эту местность. Ничего удивительного. Будь я на их месте, я отдал точно такой же приказ. Рано или поздно.