Адвокат хочет что-то сказать, как вдруг из коридора доносится шум. Адвокат качает головой. Отдает блокнот. Прижимает палец к губам и медленно пятится из палаты, оставляя человека одного.
Мне надо подумать о том, что произошло на самом деле. Мне надо вспомнить, а не выдумывать его прошлое.
Нет, «я» – как-то неправильно. Я так не могу. Он.
Ему надо попытаться вспомнить, а не выдумывать прошлое. Но это трудно, особенно когда он один.
Уже пора бы, думает он, проявиться голосам в голове, возникнуть лицам и полулицам. Уже пора бы посмотреть на себя, бледного и блеклого, как во сне, и либо увидеть, что он сделал, либо увидеть какую-то ложную версию того, что он сделал, предложенную тем дьяволом или богом, который обрек его на такие страдания.
Но ничего не приходит. Ничего.
– Кто знает? – говорил в коридоре врач. – Травмы головы непредсказуемы.
Человек не слышал того, к кому врач обращается.
– Я бы не рекомендовал, – продолжил врач, – Я бы мог вас остановить, но не стану.
Миг спустя вошел кто-то похожий на полицейского. Положил на тумбочку диктофон и включил его.
– Начнем допрос? – спросил он.
– Допрос? – повторил человек.
– Назовите ваше полное имя.
Человек попытался что-то сказать, но губы не шевелились.
– Для записи: у субъекта нет имени, – сказал полицейский.