Он печально улыбнулся.

— Один против целого мира! Ты не должна ожидать слишком многого, дорогая. Не забывай, что я выступаю против того, что является самым дорогим для среднего американского обывателя: против его прибыли. Вся страна одержима бесом наживы, всякое чувство человечности поглощается охватившей всех безумной жадностью. К тому же искусственное возбуждение патриотизма, бессмысленная травля иностранцев, евреев, всех радикальных элементов… Но, — в его голосе сразу зазвучала твердость и радость надежды, — я буду бороться всеми силами, на каждом повороте их преступного пути они встретятся со мной, при каждом их злодеянии я буду стоять на их дороге. Америка не должна терять своих старых идеалов; страна, имевшая своим президентом Авраама Линкольна, не может надолго остаться под властью кучки миллионеров.

Женщина положила ему на плечо свою светлую, гладко причесанную, маленькую головку; ее серые глаза, светившиеся в минуты возбуждения глубокой синевой, нежно смотрели на него. Бледное лицо ее еще более побледнело.

— Иногда мной овладевает страшное беспокойство. У тебя ведь так много врагов.

Он рассмеялся.

— До убийства еще не доходили, дорогая. Не будь ребенком.

— Ты вот завтра утром опять уезжаешь в Вашингтон, и я так долго не увижу тебя. — Ее глаза наполнились слезами. — Ты не знаешь, как одиноко я себя чувствую без тебя.

— Тебе следовало бы побольше бывать среди людей, Грэйс; неблагоразумно с твоей стороны так отчуждаться.

— Я никого, кроме тебя, знать не хочу, — отвечала она страстно. — Кроме тебя и своей работы. К тому же, — она слегка провела рукой по своему черному платью, — я ведь еще в трауре.

Он вздохнул.

— Твоя любовь к одиночеству меня по временам беспокоит, ты должна ее превозмочь. Кстати, — продолжал он другим тоном, — я отыскал для тебя хорошего натурщика. Он тебе будет служить поддержкой во время моего отсутствия.

— В самом деле? Кто такой?

— Один старый польский еврей. Никогда еще я не видел лица, на котором бы так сильно отражалось человеческое горе и страдания целой расы. Я сразу подумал о тебе, когда его увидел. Он обещал мне зайти к тебе в ближайшие дни.

— Где ты его встретил?

— Это целая история. Он разносчик, а тебе ведь известно, как наша полиция обходится с разносчиками. Всегда у них что-нибудь не в порядке: то разрешение просрочено, то еще что-нибудь в этом роде. Если такой бедняга в состоянии сунуть полицейскому в руку пару долларов, все, разумеется, сразу улаживается; если же он этого сделать не может, у него отбирают весь товар, и он должен радоваться, если не попадет в тюрьму. Такая история случилась и с моим другом, Самуилом Каценштейном; я как раз проходил в то время, когда его отводили в полицию, заступился за него и уладил дело. Это полнейший бедняк, у него больная дочь, которую он, по-видимому, любит больше всего на свете; он живет с ней в крайней нищете. Ты могла бы немного позаботиться о девушке, пока я буду в Вашингтоне.