Ковальски застегнул ширинку и вернулся в пещеру.

– Я готов, – объявил он.

Мария, которая вместе с Сейхан проверяла фонарики, покачала головой.

– И что мужчин так тянет мочиться с высоты?

Ковальски возмутился:

– У Шарли на лодочке не было гальюна, а больше я терпеть не мог!

Грей в это время стоял у раскрытых врат и светил фонарем в глубины ада.

– Взгляните-ка, – позвал он.

Компания похватала вещи, разобрала фонари и присоединилась к нему.

Алтарь все еще полыхал золотистым огнем, однако лишь лучи фонарей выхватили то, что обрамляло проход изнутри: там на задних лапах по обе стороны от врат сидели две массивные бронзовые статуи вдвое выше Ковальски, на передних лапах серебром поблескивали когти размером с серпы. Опустив морды на грудь, изваяния словно бы спали, однако глаза из черных бриллиантов оставались открыты и следили за вошедшими.

Бейли шепотом пробормотал:

– «Две – золотая с серебряной – справа и слева стояли… собаки».

Ковальски знал, откуда эти строки, потому что Елена цитировала при нем «Одиссею».

– Врата в город феаков стерегли псы, – припомнил он.

– Вот именно. – Взгляд Бейли светился благоговением, отражая пламя на алтарной плите. – Наверное, истории об этих псах достигли в конце концов Греции и передавались из поколения в поколение, пока не вошли в поэму Гомера.

– Что еще в поэме правда? – возбужденно и в то же время обеспокоенно произнес Грей.

– Есть лишь один способ выяснить. – Ковальски посветил в глубь уходящего в недра горы тоннеля. Проход был такой широкий, что по нему запросто проехал бы танк «Абрамс».

Прежде чем пойти дальше, Грей оглянулся на потемневшую бронзовую пещеру.

– Кто-то должен остаться здесь. Вдруг створки закроются, когда огонь угаснет.

«Верно, иначе останемся заперты в аду», – мысленно согласился Ковальски.