Кронов с Пыжиком наконец выбрались из полуразрушенной клетки. Жуки, не подгоняемые мелодией свистка, утратили энтузиазм в грызении невкусной замагиченной ледышки и расползались в поисках чего получше. Заледеневшую дверь вампир разнес за секунды: магии ни на самой двери, ни на льду, ее покрывавшем, не было вовсе, так что когти прекрасно раздробили все в хлам.

— Мария Спиридоновна, наверное, так высоко не могла подняться. Мы на предпоследнем этаже, выше только тронный зал. Но нас сюда по воздуху принесли, а она не летает, — высказал беспокоившие его мысли Пыжик. — Надо быстрее ее найти.

С умозаключениями Петра Семеновича Кронов согласился: Мария Спиридоновна, передвигаясь пешим ходом, вряд ли могла подняться так высоко за это время. Мужчины, выскочив из двери и миновав небольшую площадку, оказались на главной лестнице и понеслись вниз в надежде перехватить Марью раньше, чем она встретит снежных фей или их хозяйку.

А над Северными горами сгущались грозовые тучи. Давненько жители заснеженного края не видели такого зрелища. Пухлые снежные тучки даже в своем самом мрачном обличии не шли ни в какое сравнение с теми, что сейчас собирались порывами ветра в округе. Гномы-старики, хмуро закурив трубки, вспоминали и рассуждали меж собой.

— Когда-то, до эпохи войн, в наших краях было не так холодно, — говорили они. — Вот тогда случались дожди и грозы. А сейчас, кроме снега, ничего с неба не падает, и молнии с громом, должно быть, неспроста тут появились.

А гроза, видимо, собиралась нешуточная, небо взрезали проблески молний, тучи темным ватным одеялом заполонили все небо, и в этом мрачном великолепии разгулявшейся стихии в свистящих порывах ветра и глухом рокоте громовых раскатов никто с земли не заметил виновницу всех этих событий. В небе среди туч стрелой неслась разозленная грозовая драконица. Крылья рассекали воздух, по иглам гребня скакали искры небольших разрядов, а прижавшийся к ее спине лич казался крошечной черной точкой на отполированном блестящем великолепии ее переливающейся фиолетово-синими всполохами чешуи.

Рорх, конечно, не испытывал неудобств в связи с перепадом температур, влажности, давления и прочих прелестей полета. В этом было прекрасное преимущество псевдоживого организма, но вот мутации от зелья академических алхимиков, вдруг решившие проявиться в самый неподходящий момент, вызывали у него непередаваемые эмоции. Ругал он про себя Габриэля и Бяо так, что бедолагам, наверное, икалось. Марк Радимирович понятия не имел, что парочка исследователей тут совсем ни при чем, а своими неприятностями он обязан пакостной фее.