Томас так ничего и не понял. Он моргнул, пытаясь удержать истончившуюся нить памяти. Это ведь важно? Несомненно. Источник рядом, так сказала Милдред. И неспокоен. Вот память и пробуждается.

Что принесет?

Запах этот. Здесь пахло касторкой. И свет горел. Им вручили по фонарю, и тот, что оказался у Томаса, был тяжел. Держать его приходилось обеими руками.

- Здесь когда-то ваши… и мои предки переживали нашествия. Восстание Сидячего Буйвола, которое обернулось многими жертвами среди мирного населения, хотя и тепагов нельзя винить. Они были доведены до края. И во время зачисток, которые начались после того, как восстание было подавлено, здесь скрывались уже айоха. Мой прадед не только сумел уберечь племя от преследования, но и добился запрета на сокращение территорий. Впрочем, земли принадлежали Эшби, а наша семья всегда обладала определенным весом.

На восстание Берту было плевать.

И на семью Эшби. Ему грели душу три сотни баксов – и ту, которую заплатили то ли Томасу, то ли за него, он прибрал. Сунул в карман, а карман застегнул на пуговку, что чудом уцелела.

- В деяниях моих предков было немало, как хорошего, так и дурного. И никто не способен сказать, чего больше…

Дверь распахнулась, и бездна заглянула людям в глаза, заставив Берта отступить. А вот Томаса она позвала. Как звала и сейчас.

Звенели в ушах колокольчики.

Смеялись.

Ну же, что ты медлишь? Поспеши мальчик. Ты же не хочешь опоздать к чуду? Чудо рядом, чудо вот-вот произойдет…

- Иди. Или ты боишься? – голос мистера Эшби был жестким. – Оказывается, вся твоя смелость – напускное? И младший твой брат куда сильнее, чем кажется?

- Да пошли вы…

…он все-таки переступил порог. Вот этот, высокий, сделанный таким словно специально, чтобы задержать неподготовленного человека, поставить ему подножку, скинуть на лестницу, на острые крутые ступени, ибо не стоит лезть в хозяйские дела без предупреждения.

Порог уцелел.

И лестница, нырнувшая во тьму никуда не делась. Она ждала Томаса. Столько лет ждала, чтобы шепнуть на ухо знакомым голосом.

- С возвращением.

От близости источника болела голова. И боль накатывала волнами, одна за другой. Милдред терпела. Она уговаривала себя, что это с непривычки, что очень скоро тело ее приспособиться к повышенному уровню плотности эфира. Это как в горах. Сперва кажется, что дышать нечем, что воздух настолько прозрачный, что вовсе его нет, а потом ничего.

- Давит? – заботливо осведомился Джонни.