- Он убил своего папашу. И твоего братца, возможно.

Уна покачала головой.

- Он не защитил тебя, когда тебе нужна была помощь.

- А ты?

- А я ждал.

- Чего? – Уна придерживала дракона за спинку, но он все равно казался неживым.

- Когда ты попросишь о помощи.

- Тебя?

- Больше ведь некого.

- Действительно, - она отступила и сказала. – Знаешь… я рада, что не попросила. Ты куда хуже Билли.

- А ты дура, - Гевин отступил и холодно произнес. – Но я не рад, что тебе придется умереть. Я предпочел бы избавиться от него, а мы… мы могли бы уехать. Деньги у меня есть. Много денег. Хватит до конца жизни и жизнь эта будет неплохой, все лучше, чем в этой дыре. Я отвезу тебя в Европу. Париж. Лондон. Рим. Я полжизни мечтал побывать в Риме. И побываю.

- Это вряд ли…

Он усмехнулся и поднял руку, и на жест этот Лютый отозвался протяжным рыком, который, отраженный стенами, ударил, словно молот.

Женщина в клетке заверещала. Казалось, что она говорит, только очень-очень быстро, захлебываясь собственной речью, путая слова, но если прислушаться, Милдред поймет, что ей хотят сказать.

- Тише, дорогая, скоро уже все закончится… предположу, что в моем случае, как и в случае Хендриксона, заражение произошло в детстве, но затем болезнь перешла в спящую  фазу. Мы оба не испытывали какого бы то ни было дискомфорта, но стоило вернуться, стоило выпить воды из источника, и она очнулась. У меня. Это и вправду похоже на лихорадку. До крайности неприятное чувство.

Голос соседки Милдред упал до шепота. И она сама трогала лицо пальцами, которые совала в рот, чтобы облизать. В какой-то момент она замолчала и, покосившись на Милдред, отползла от прутьев, чтобы упасть на пол.

- Судороги. Один из первых симптомов, показывающих, что финал близок, да… сперва они малозаметны. Пальцы сводит. Или вот появляется характерное такое подергивание глаза, обычно левого, которое  становится все сильнее, и вот уже судорога корежит всю половину лица, кажется, что человек корчит рожи.

Милдред зажала рот руками.

Она не будет кричать.