Они удалялись от неоновых огней «Тропи-Каллисте», народу навстречу шло немного, и Клотильда достала телефон.
Червоне она займется позже.
Завтра с утра, на рассвете.
А эта ночь принадлежит ей.
Клотильда выпустила руку Наталя и отошла в сторону. Он с завистью смотрел на компанию подростков, передававших по кругу бутылку пива.
Где ты?
Она повторила вызов, но ответа не получила – как и в предыдущие десять раз.
Ну ладно, в открытом море сети нет, но по ночам Франк и Валу бросают якорь. Безразличие Валентины не удивляет, она всегда откликается только на одиннадцатый раз.
А вот Франк…
Клотильда оторвала взгляд от экрана телефона и посмотрела на темную пустынную часть пляжа, защищенную зубчатыми скалами, похожими на мохнатых чудищ. Под ногами скрипел морской критмум[171], в нескольких метрах от берега, у подножия спящих рифов, танцевала тень маленькой рыбацкой шхуны: «Арион» ждал, качаясь на волнах.
Музыка подталкивала их в спину сильнее ветра.
Наталь улыбнулся, подвернул штанины и протянул Клотильде руку. Он шел в темноте «наизусть», не боясь оступиться, а у воды подхватил ее на руки, чтобы доставить на «Арион» сухой.
Из его затеи ничего не вышло – вымокли оба, но это не имело значения. Важно было одно: сотни танцоров на пляже не могли их видеть.
Морской бриз холодил кожу.
Клотильда чувствовала опьянение, ей казалось, что она переживает последние мгновения долгого кошмара и через несколько часов истина явит себя миру. Возможно, – как бы глупо это ни звучало – загнанный в угол Червоне призна́ет, что ее мать жива и все эти годы ждала дочь.
Клотильда проверила телефон и начала стаскивать мокрый комбинезон. Стриптизерша из нее никакая, так что придется включить самоиронию.
– Прекрасная итальянка тебя завела? – спросила она.