— Ах, а видимо накачивать меня черт знает чем, похищать и приковывать к каталке — это не физическое насилие?

Ее собеседник явно занервничал.

— Мы не об этом должны с вами говорить…

Инна, закрыв глаза, отчеканила:

— Я ни о чем с вами не намерена говорить, пока вы не отпустите меня. Ни о чем! А если хотите пытать или убивать — валяйте. Я все равно помешать вам не смогу. Или мне закричать?

И она в самом деле завопила, и так душераздирающе, что тип, как она заметила сквозь не до конца прикрытые ресницы, выбежал прочь.

Выдохшись, Инна перестала вопить, а потом задалась вопросом — а что, если они просто оставят ее лежать в этом помещении и…

И никогда больше не вернутся?

Во всяком случае, пока она жива, не вернутся. Интересно, как долго она продержится? Без воды, скованная по рукам и ногам тугими ремнями, от которых у нее затекло тело, вряд ли больше суток.

Или двух? Или даже трех?

А потом она ради кружки воды подпишет все, что угодно.

Только вот что она должна подписывать — все, что Геныч хотел, он уже получил. Так к чему это похищение?

Дверь снова открылась, появился все тот же субъект в сопровождении нескольких типов в медицинских балахонах.

— Инна Евгеньевна, сейчас снимут ремни, однако не советую вам применять физическую силу. Иначе нам придется снова приковать вас к каталке.

— Вот полежите с мое в такой позе, вот затекут у вас конечности, тогда и попробуйте применить физическую силу к своим похитителям. Ах, забыла, вы не жертва похищения, вы — его исполнитель!