Коридор редакции журнала, снова ее литературного журнала, был украшен разноцветными шарами, на столиках лежали различные вкусности, не заказанные у безликой фирмы по доставке деликатесов, а принесенные самими сотрудниками, точнее сотрудницами.

Инна улыбнулась и произнесла:

— Вы знали Милу Иосифовну в течение последних восьми лет в качестве работницы нашего финансового отдела. Однако теперь, после всех последних пертурбаций…

— Мамочка, а что такое пертурбаций? — громким шепотом спросил Женечка, который, разумеется, тоже присутствовал на импровизированном приеме во «Всякой литературной всячине».

Тимофей, взяв его за руку, вывел в коридор, чтобы дать ответ на вопрос ребенка. Виляя хвостом, Долли устремилась за ними — еще бы, ведь Женечка не расставался с ней ни на минуту.

Инна знала, что слишком балует сына и что он этим пользуется, но после того, как его выпустили из того ужасного института, а прокуратура официально сняла все обвинения в убийстве Геныча, она не могла иначе.

Женечка вроде ничуть не изменился, вел себя как и прежде, но Инна знала, что по ночам его мучают кошмары. И что потребуются годы, как сказал психолог, к которому она теперь водила сына, чтобы все вернулось на круги своя.

И никто не гарантирует, что это вообще возможно.

А Тимофей стал для Женечки тем самым любящим и понимающим отцом, которого у Женечки никогда не было.

Тем более его родной отец был мертв.

О том, что произошло тогда в особняке, Женечка не помнил, ведь он был под воздействием наркотиков. Точнее, не мог помнить. Или не хотел помнить?

Но ночью воспоминания, кажется, все же прорывались…

И тогда Инна, обняв сына с одной стороны, и Тимофей, прикрывая кричащего мальчика с другой, лежа на кровати, ждали, пока он успокоится.