— Не стреляй! — закричала Люси. — Если ты его убьешь, мы, наверное, никогда не узнаем, куда увозили детей!

Полицейский тяжело дышал, ему было не до размышлений о будущем, но голос Люси его отрезвил.

Комиссар поднялся на ноги, не сводя глаз с того, кто отныне стал их заложником, зашел за спину Люси и развязал ей руки.

— Пошли отсюда, — сказала она.

Шарко выстрелил в воздух — пусть Владимир думает, что их казнь состоялась, — и отдал пистолет Люси:

— Если пошевелится — стреляй.

Потом он стащил с великана куртку, сорвал с глаз очки и прочно связал ему руки теми веревками, которыми совсем еще недавно был связан сам.

— Тебя только оцарапало, сволочь! Похоже, ты родился в сорочке.

Пинками заставив водителя встать, комиссар грубо толкнул его в спину — двигайся, мол, — и протянул куртку Люси:

— Держи.

— А ты?

— Обо мне не беспокойся.

Энебель надела огромную, не по росту, куртку с капюшоном, и они почти бегом направились к дороге. Михаил трусил рядом на поводке, как послушная собака. Стало совсем темно, ночь накрыла мертвую Чернобыльскую электростанцию своими ледяными крыльями. Воздух отсырел, на небе замерцали первые звезды… тоже ведь сгустки энергии…

Шарко на мгновение остановился, чтобы заправить под капюшон волосы подруги, и, посмотрев на ее пальцы, увидел на них кровь:

— Ты ранена!

Люси поднесла руку к голове:

— Да ну… пройдет…

Комиссар еще ускорил шаг.

— Само не пройдет. Нам надо как можно скорее добраться до больницы. Из-за этой раны… и из-за радиоактивности.

Они переглянулись, в глазах обоих была тревога. Оба были уверены, что нахватали доз, — но сколько нахватали?