Он перевел взгляд на большой металлический баллон, от которого тянулся шланг к ящику. На этикетке было написано маркером: «H2S». Сернистый водород. Красные цифры на одном из мониторов показывали: «987 Bq/kg». Прошло двадцать секунд — и выскочила другая цифра: «988».
Комиссар понял, что организм Шеффера не просто впал в спячку — внутри герметичного ящика голое тело бомбардировали тысячи радиоактивных частиц.
Выходит, Шеффер, находившийся сейчас между жизнью и смертью, решил добровольно подвергнуться облучению…
Оглушенный всем увиденным, Шарко кинулся к Андрею Александрову, который с помощью своего коллеги выстроил тем временем у стены зала хирургов и Яблокова.
— Скажите, чтобы его разбудили, — потребовал комиссар.
Русский перевел его слова врачам, обменялся с ними непонятными фразами и повернулся к Шарко:
— Они это сделают, но они предупреждают: для того чтобы он полностью вышел из такого состояния, нужно не меньше трех часов. За это время концентрация сероводорода в организме снизится до нужных величин.
Француз кивнул:
— Хорошо, подождем. Я хочу, чтобы этот подонок, открыв глаза, первым увидел мое лицо… — Он равнодушно посмотрел на трех стоявших рядком докторов и добавил: — А теперь спросите их, где Франсуа Дассонвиль.
Майор не успел этого сделать. В подземный оперблок вбежал один из челябинских офицеров, которым было поручено обследовать туннель. Шарко понял, что тот зовет их с собой, и двинулся к выходу из операционной. Майор Александров пошел за ним, Николай Лебедев остался в зале, держа под прицелом хирургов и начальника центра.
Оказавшись вместе с русскими коллегами в туннеле, комиссар увидел примерно в десяти метрах от двери операционной полицейских, стоявших у входа еще в одно помещение. Голубоватый свет, лившийся изнутри, окрашивал их лица, слышался неумолкаемый гул электрогенераторов.
Русские выглядели так, словно что-то привело их в полное замешательство.
Франк с опаской вошел в комнату, на двери которой стояла большая цифра 2, и замер, словно окаменев.
Освещался зал номер 2 тусклыми лампочками, весь он — стены, пол, потолок — был обшит свинцовыми плитами, в глубине между громадными, герметично запаянными емкостями, на каждой из которых было написано «NITROGEN», вертикально в два ряда стояли два десятка двухметровых металлических цилиндров, поставленных на платформы с роликами и запертых наверху висячими замками.
Шарко прищурился.
На врезанных в сталь цилиндров дисплеях светилась одна и та же температура: «—170 °С».
Эти панели с циферблатами и кнопками напомнили ему пульт управления космическим кораблем, уходящим в длительный полет. От цилиндров тянулись толстые трубки к огромной центральной емкости, полной азота. Прямо посредине передней стенки каждого было окошко — прозрачный квадрат со стороной сантиметров в тридцать.