— Новенькая?

Камиль улыбнулась:

— Пожалуй, даже неискушенная. Он большой, этот клуб?

— Ты еще вниз не спускалась? Там все есть, на любой вкус.

— В каком роде?

Он наклонился к ее уху и шепнул:

— В каком захочешь.

Она приняла непринужденный вид и тихонько спросила:

— Эреб — тебе это имя говорит что-нибудь?

— Никогда не слышал. А ты, вообще-то, с какого берега?

Камиль встала.

— С правого. Но иногда склоняюсь влево. От ситуации зависит.

Она отставила свой еще полный бокал, покинула приставалу вместе с его вопросами и вернулась на лестницу. Нескромный наблюдатель в маске уже исчез.

По мере того как она спускалась, басы из звуковых колонок становились тише, вытеснялись другими звуками. Шлепками, стонами. Температура повышалась во всех смыслах слова. Молодая женщина продвигалась вперед по широкому коридору со сводчатым потолком. Первый зал был набит битком, точнее и не скажешь. На сцене была связана и подвешена на веревках нагая женщина. Японец по меньшей мере шестидесяти лет в черном кимоно крутил ее перед восхищенными зрителями. Казалось, что ее охваченные путами груди вот-вот лопнут.

Но где же Эреб? И где таится вход, ведущий к Стиксу? Камиль все дальше углублялась под землю, минуя средневековые комнаты, тайные донжоны. Тут обнаженная женщина играла на скрипке, стоя босыми ногами на бутылочных осколках перед парочкой, занимавшейся любовью. Там перемешивались смех и вопли, словно жизненная необходимость требовала вернуться в варварские эпохи, когда рабов продавали, секли и пытали.

Дальше в полумраке перед массивной дверью, на которой было просто написано «Дверь», стоял, скрестив руки, шкафоподобный громила. Это был тот самый толстяк в коже с ног до головы и в балаклаве, которого Камиль видела чуть раньше. Она вздрогнула и отвернулась, но у нее за спиной прозвучал низкий, грубый голос.

— Что ищешь?

Камиль обернулась и постаралась, чтобы ее не выдал собственный дрогнувший голос.

— Пришла повидать Эреба.

— Чего тебе от него надо?