— Ты не дома?

Сидевшая за рулем машины Люси поджала губы. В любом случае он в конце концов узнает.

— Жду, когда Камиль выйдет из «Олимпа».

Шарко сообразил только через несколько секунд:

— Хочешь сказать, что… сидишь в засаде?

— Николя нуждался во мне, чтобы держать под присмотром другой конец улицы. Не беспокойся. Жюль с Адриеном спокойно спят, мама за ними приглядывает, а я сижу в машине, слушаю тихонечко «Dire Straits». Так что все хорошо.

Шарко проклял себя за то, что так далеко. Люси же совершенно неуправляема, и он это знал! Так почему же он опять так далеко от нее? И какого черта делает в Аргентине?

— Думаешь, это нормально, что через два месяца после рождения дети оказываются среди ночи без матери? Мари ведь не всегда будет с нами, и меня бы очень удивило, если в будущем няня сможет играть роль ночного сторожа.

— Знаю. Но с этим делом все так быстро закрутилось.

— А все всегда крутится слишком быстро. Каждый раз одно и то же. Обещаем себе не попадаться на ту же удочку, и посмотри, где мы сейчас… Я в тебя камень не бросаю, сам не лучше. Надо бы что-то придумать, чтобы такое больше не повторялось. Как считаешь?

— Да, конечно. Согласна с тобой на все сто.

Чтобы немного успокоить его, она сообщила Франку новые детали расследования, добытые Николя и Камиль: о детях, похищенных в Испании… о том, что Харон, возможно, аргентинец и точно близнец Микаэля Флореса… Выходит, фотограф, затеявший свое запутанное и мрачное расследование, в итоге наткнулся на собственного брата, на свою черную сторону, привлеченный им, как магнитом…

Шарко ошеломленно поглощал информацию. Та же история о похищенных младенцах, как и здесь, в Аргентине. А главное, призрак, которого он преследовал, мало-помалу материализовался: Харон.

В его голове сразу же родились умозаключения, которыми он поспешил поделиться со своей подругой:

— Послушай меня, Люси, это очень важно. Эль Бендито на самом деле зовут Марио, он точно слепой, но, быть может, потому, что ему нарочно повредили глаза по крайней мере лет двенадцать назад. Человек, с которым я тут говорил, думает, что это произошло во время диктатуры, которая началась в тысяча девятьсот семьдесят шестом году и длилась семь лет. А ведь известно, что глаза Микаэлю Флоресу вырезал кто-то, обладавший медицинскими навыками. Быть может, сам Харон. Это меня наводит на мысль, что и глазами Марио тоже он занимался. Хотя, по твоим словам, Харон родился в семидесятом, значит во время диктатуры он был всего лишь ребенком. Как же он мог совершить такую гнусность с глазами Марио, если ему не было и десяти лет? По-моему, этот ужас случился намного позже.