У меня не хватило смелости ей ответить.
– Какая-то часть сознания не желает мириться с действительностью, и мне кажется, что мы все еще в Юконе. Живем там в лесу. Только ты, я и Макс. А это все – страшный сон. Мы могли бы быть счастливы.
– Знаю.
– Могли бы стать семьей.
По моему лицу потекли слезы.
– Что бы ни случилось, – предупредил я, – когда он вернется, помни только одно: я люблю тебя, Вайолет.
– Я люблю тебя, Энди.
– И он ничего не сможет с этим поделать.
Из-под потолка, с высоты тридцати или сорока футов, ей в лицо хлынул свет, и тьма рассеялась.
Вайолет инстинктивно захотелось повернуть голову налево и, наконец, увидеть Энди, но она не смогла пошевелиться.
Впрочем, это не имело значения.
Посмотрев прямо перед собой, Ви увидела невероятно большое зеркало, прислоненное к стене, в котором отражались они, привязанные к одинаковым деревянным каталкам, в десяти футах друг от друга.
Энди сидел голым.
Бледная кожа болезненно серого оттенка… правая нога в крови.
В стене рядом с зеркалом отворилась дверь.
Вошел Лютер.
У нее появилось предчувствие, родственное тому страху, который она всегда испытывала, сидя, как на гвоздях, в приемной клиники в ожидании доктора.
Лютер остановился на равном удалении от обоих стульев возле панели управления, закрепленной на небольшой тележке.