Только расслабиться не дают.
Мускульное и суставное напряжение продолжало нарастать, и вот первый порыв оказать сопротивление охватил меня – я потянул тросы, и мне удалось слегка согнуть локтевые и коленные суставы.
На три блаженные секунды напряжение ослабло, но затем неумолимое вращение шестеренок вновь натянуло тросы.
О Господи.
Теперь появилась боль.
Сначала терпимая, она усиливалась, и впервые за несколько часов я забыл, что Лютер сделал с моей ногой.
Ощущение было такое, что икры и мышцы спины начинают рваться, но эту боль почти сразу затмило невероятное давление в коленях и локтях.
Суставы начали расходиться – и разошлись.
Я слышал собственное кряхтение.
Видел в зеркале лицо Ви, смотревшей на меня.
Лицо, искаженное ужасом.
Она говорила со мной, но я не слышал. Не слышал ничего, кроме своего стона, становившегося громче с каждой секундой.
– Лютер, – сказал я сквозь зубы. – Ну ладно, выключи.
Пот заливал глаза, и теперь я начал ощущать, как вытягиваются хрящи, – боль была такая, словно в суставы впиваются тысячи иголок.
– Пожалуйста!
Сквозь пелену слез я видел размытый образ Лютера, стоявшего между каталок и смотревшего на меня.
С каждой долей секунды натяжение и боль усиливались; я понял, что пронзительно кричу и что все выпавшее на мою долю ранее даже отдаленно не напоминает этих невыносимых страданий.