Гуннлаугур сделал ход пешкой и встал.
– Я позвоню им, – сказал он. – Не трогай фигуры.
Стоя за его спиной, Рёгнвар изучал шахматную доску. Потом пошел черной ладьей. Он слыл лучшим игроком на Гримсее, который, в свою очередь, является лучшим в мире шахматным островом.
Адамберг отвел Вейренка в его комнату на первом этаже, приготовленную Эггрун.
– А она? С ней что делать? – Эггрун показала на Ретанкур.
– Лучше ее не трогать, – сказал Адамберг. – Она оклемается в пять раз быстрее нас.
Эггрун взглянула на шахматный столик, как раз когда ее муж обнаружил свинский поступок Рёгнвара.
– Сейчас они сыграют ответную партию, потом еще одну, так что, – прикинула она, – мы сядем ужинать не раньше половины девятого. Можете часа три поспать.
В семь часов Рёгнвар оставил задумчивого Гуннлаугура разбираться с ловушкой, в результате которой он мог потерять ферзя, и пошел проверить щиколотку спящего Вейренка. Пока что “оно” не сильно увеличилось. Тем не менее пальцы на ноге опухли, и лиловое пятно размером в полкроны все же вылезло из-под повязки.
– Аэропорт держим в состоянии боевой готовности, – сказал он и, сев, положил костыли на пол.
Ретанкур, проснувшись полчаса назад, жестами попросила разрешения сесть рядом с ними и понаблюдать за игрой. Уголком глаза она видела, как хлопочет Эггрун, накрывая на стол. Она принесла нарезанную ломтями селедку, треску и лососину, вяленую, копченую и соленую, пиво и даже бутылку вина. Закуски всего-навсего. Этот пир горой означал, что их победоносный поход на остров афтурганги, образно выражаясь, растопил лед.
Сидя на кровати, Адамберг то и дело задремывал, но не спал. Дождавшись, когда гостиничные часы пробьют четверть девятого, он спустился в зал и помог Гуннлаугуру довести Вейренка до стола. Ретанкур присоединилась к ним, всей своей массой рухнув на стул. Выглядела она отдохнувшей. Адамберг разлил вино и поднял свой стакан.
– За Виолетту, – сказал он просто.
– За Виолетту, – повторил Вейренк.
– Ваше падение на пляже чуть нас не погубило, – сказала Ретанкур, чокнувшись с лейтенантом.