Услышав, как хлопнула входная дверь, и уловив приглушенные рыдания, Ингрид крадучись спустилась на второй этаж, а потом подошла к двери в ванную.

– Маккензи? – позвала она. – У вас все нормально?

Рыдания прекратились, и из-за двери донеслось громкое шмыганье носом.

– Привет. Да. Все чудесно.

Ничего чудесного, конечно, не было, и Паркер не собиралась это так оставлять. Почитав про демонстрации и увидев собственными глазами, что люди не хотят больше валяться на диване, позволяя миру катиться ко всем чертям, она преисполнилась оптимизма. Если нельзя прямо сейчас присоединиться к массам, то можно, по крайней мере, помочь человеку, оказавшемуся рядом. Прислонившись к двери, она сказала:

– Послушайте, сегодня вечером мы уедем.

– Нет.

– Я не хочу, чтобы из-за меня вы ссорились с мужем.

Маккензи открыла дверь – лицо заплаканное, глаза красные.

– Нет, в самом деле, – сказала она сдавленным голосом, – вам с Клэр нужно остаться.

В выражении ее лица было нечто такое, чего Ингрид не смогла сразу определить. Но что-то очень знакомое. Оно напомнило ей о годах детства.

– Что случилось?

Пожав плечами, хозяйка дома криво усмехнулась.

– Наверное, я терпеть не могу ссоры. – Она отвернулась к раковине, и тут Паркер увидела, как дернулось ее плечо, словно что-то задело оголенный нерв.

Ей все стало ясно.

– Погодите, – сказала она, входя в ванную.

Маккензи оглянулась.

– Поднимите руки.

– Что?

– Поднимите.