Услышанное ужаснуло меня, и я сидел, не зная, что сказать. Дотянувшись до чайника, Камилла подлила себе чаю.

— Знаешь, почему, на мой взгляд, в этот раз все складывается так неудачно?

— Почему?

— Потому что, если оставить тело непогребенным, это не принесет ничего, кроме бед. Осенью все было иначе — труп нашли практически сразу. Кстати, помнишь Палинура, погибшего кормчего Энея? И то, что сказала Энею Сивилла: «Эти, что жалкой толпой здесь стоят, — землей не покрыты… Здесь блуждают они и сто лет над берегом реют…»[104]. Боюсь, никому из нас не суждено спать спокойно, пока Банни не похоронят.

— Глупости.

— В четвертом веке до нашей эры весь афинский флот чуть было не вернулся в гавань только из-за того, что один из гребцов чихнул[105], — отозвалась она с улыбкой.

— Узнаю речи Генри.

Помолчав, Камилла спросила:

— Знаешь, на чем настоял Генри спустя пару дней после того эпизода в лесу?

— Нет. На чем?

— Чтобы мы закололи поросенка.

Я был потрясен не столько самим фактом, сколько спокойствием, с которым она его сообщила.

— А как вообще… Ну, то есть…

— Мы перерезали ему горло, а потом по очереди держали друг над другом, чтобы кровь лилась на голову и руки. Это было ужасно, меня едва не вырвало.

Мне подумалось, что человека, решившего специально облиться кровью, пусть даже свиной, вскоре после совершения убийства, очень трудно назвать разумным, но делиться этим соображением с Камиллой я не стал и только спросил:

— Но зачем ему это понадобилось?

— Убийство — это скверна, которую убийца переносит на всякого, с кем соприкасается. А очиститься от крови можно только кровью. Мы выпустили на себя кровь поросенка, а потом вымылись. После этого с нами уже все было тип-топ.

— Стоп, — спохватился я. — Ты что, хочешь сказать, что…

— Нет-нет, не волнуйся, — тут же перебила меня Камилла. — Вряд ли он собирается устроить что-то подобное и на этот раз.

— Да? А чего так? Разве не помогло?