Дэлглиша поразило, сколько горечи звучало в этих словах. И снова он испытывал чувство неловкости: ведь от него ждали какой-то поддержки, надеялись с его помощью обрести уверенность, а он считал, что меньше всех способен на это. Подыскивая, что бы такое успокоительное сказать, он взглянул на Рикардса. На лице Терри были написаны крайняя усталость, сознание почти полного провала, черты заострились и в неровном свете горящих поленьев казались еще резче. Дэлглиш решил, что лучше всего прибегнуть к обсуждению вещей сугубо практических.

— Вы давно ели? — спросил он.

— О, не беспокойтесь, я найду что-нибудь в холодильнике, когда доберусь до дома.

— У меня осталось немного кассуле, если вы любите тушеное мясо с бобами. Разогрею в один момент.

— Пожалуй, я не смогу сказать «нет», мистер Дэлглиш.

Поставив поднос на колени, Рикардс с таким наслаждением поглощал кассуле, словно ел впервые за много дней, потом тщательно подобрал соус корочкой хлеба. Только один раз он поднял взгляд от тарелки, чтобы спросить:

— Вы сами это готовили, мистер Дэлглиш?

— Когда живешь один, приходится учиться готовить хотя бы самые простые блюда, если не желаешь вечно зависеть от кого-то еще в одной из самых существенных сторон жизни.

— А вас это не устраивает? Зависеть от кого-то еще хотя бы в одной из существенных сторон жизни?

Но говорил он без горечи и, покончив с едой, отнес поднос с пустой тарелкой на кухню. Он даже улыбался. Секунду спустя Дэлглиш услышал плеск льющейся из крана воды: Рикардс мыл тарелку.

Он, должно быть, и не представлял себе, насколько голоден. Дэлглиш по себе знал, как легко ошибиться, поверив, что способен эффективно работать по шестнадцать часов в день, питаясь исключительно кофе с бутербродами, да и то лишь урывками. Возвратившись из кухни, Рикардс откинулся на спинку кресла с удовлетворенным вздохом. Лицо его порозовело, а голос, когда он заговорил, обрел прежнюю силу:

— Отец ее был Питер Робартс. Помните такого?

— Нет. Почему бы мне его помнить?

— Ни почему. Я тоже не помнил, но у меня было время им поинтересоваться. Нажился здорово после войны, а во время войны, кстати говоря, служил в армии и даже отличился. Один из тех ловкачей, кто хорошо видит свою выгоду. Он свою нашел в производстве пластиков. Ну и время было подходящее для ловких парней — пятидесятые да шестидесятые. А она — его единственная дочка. Ну, он состояние себе быстро нажил, да только так же быстро его и потерял. Причины самые типичные: расточительство, показная щедрость, женщины, швырялся деньгами, будто у него собственный печатный станок работает, думал, ему всю жизнь будет везти, несмотря ни на что. Ну ему и повезло — за решетку он так и не попал. Отряд по борьбе с мошенничеством сляпал против него хорошенькое дельце, оставалась пара-тройка дней до его ареста. Как раз тут его кондратий и хватил — инсульт. Обедал «У Симпсона»,^[60] ткнулся лицом в тарелку, и все — такой же живой, как утка с яблоками, которая у него в тарелке была. Дочке небось не очень-то легко это все далось: вечером — папочкина любимица, только птичьего молока не хватало, а наутро — чуть ли не позор, смерть, бедность.