– Вот оно, сэр.

Дэлглиш взял письмо и положил на стол, а рядом сложил стопкой остальную почту.

– Похоже, оно, Кейт.

Ей с трудом удавалось скрыть нетерпение. Конверт, казавшийся особенно белым на темной поверхности дубового стола, выглядел неким таинственным знамением.

– Как долго длится месса, сэр?

– Простая месса без музыки и проповеди около получаса.

Кейт тайком бросила взгляд на часы – больше пятнадцати минут ждать.

Но полчаса еще не прошли, как дверь отворилась, и в ризницу вошли отец Престейн и Джо. Молодой человек быстро снял сутану, влез в многослойную форму мотоциклиста и разом превратился в огромное металлическое насекомое.

– Сегодня я не останусь на кофе, святой отец, – сказал он. – Да, чуть не забыл, Мэри просила вам передать: она приготовит цветы для Девы Марии в воскресенье, ведь мисс Причард больна. Вы знаете, она перенесла операцию?

– Знаю, Джо. Я собираюсь навестить ее сегодня днем, если, конечно, она принимает посетителей. Поблагодари от меня Мэри, хорошо?

Оба вышли из ризницы, Джо продолжал говорить. Хлопнула входная дверь. У Кейт возникло чувство, что с уходом Джо ушел и нормальный мир, в котором она жила и который понимала, ушел, оставив ее физически и духовно одинокой и неспокойной. Запах ладана стал удушающим, а сама ризница вызывала клаустрофобное ощущение. Ее охватило бессознательное желание схватить письмо, вынести на свежий воздух и там прочесть: ведь это всего лишь письмо, хотя важное и, возможно, жизненно важное для расследования.

Вернулся отец Престейн. Взял письмо со словами: «Я ненадолго отлучусь, Адам» – и вышел из ризницы.

– А он не может уничтожить письмо? – Кейт пожалела о своих словах, как только они слетели с ее языка.

– Нет, не может. А даст его нам или нет – зависит от содержания.

Они ждали, и ожидание было долгим. «Он должен передать нам это письмо, – думала Кейт. – Это свидетельство. Нельзя его скрывать. Должен быть способ заставить отдать письмо. Нельзя утаивать улику, даже учитывая тайну исповеди. И почему священника так долго нет? Чтобы прочесть письмо достаточно десяти минут. Что он там делает? Может, молится своему Богу перед престолом».

Почему-то ей припомнился разговор с Пирсом о непривычном выборе учебной дисциплины. Поразительно, как терпеливо выслушивал он ее вопросы.

– Что тебе дало богословие? Все-таки ты потратил три года. Научило жить? Ответило на вопросы?

– Какие вопросы?

– Главные вопросы. Те, на которые трудно найти ответ. Почему мы здесь? Что случается после смерти? Есть ли на самом деле свобода воли? Есть ли Бог?

– На эти вопросы богословие не дает ответа. Оно как философия – учит, какие вопросы надо ставить.