После нескольких встреч в суде мистер Фроггет стал робко со мной здороваться, но не заговаривал до тех пор, пока мне не стало дурно во время вступительного слова прокурора по одному из самых отвратительных дел, связанных с надругательствами над детьми. Это был первый из подобных процессов. Я знала, что временами мне будет трудно присутствовать в зале суда, но такого я и вообразить себе не могла: прокурор в парике и мантии спокойным голосом образованного человека красочно и без всяких эмоций обрисовал те муки и деградацию, на которые обречены дети в приюте. Этот процесс мне ничего не дал. Я рано поняла, что большинство преступлений на сексуальной почве совершаются мужчинами, вызывающими отвращение, или еще чаще жалкими созданиями, при появлении которых на скамье подсудимых мне сразу становилось ясно, что они не подходят для моего плана. При первых признаках дурноты я опустила пониже голову, и обморочное состояние отступило. Понимая, что нужно уходить, я постаралась сделать это как можно незаметнее, но я сидела в самой середине плотно заполненной скамьи и не могла не причинить другим беспокойства.

Когда я вышла в общий зал, ко мне подошел этот маленький человек. «Простите, – сказал он, – но я вижу, что вам плохо и с вами никого нет. Могу я чем-то помочь? Может, вы разрешите пригласить вас на чашку чая? Здесь рядом есть приличное кафе. Я туда иногда захожу, там очень чисто».