И опять молчание, теперь уже соучастника. Потом он сказал:

– Так за что вы платите? Что мне нужно делать?

– Переспать с дочерью, влюбить ее в себя. И в довершение жениться на ней.

– А что я должен сделать после свадьбы?

Только когда он произнес эти слова, я вдруг поняла, что затеяла. В его словах не было иронии или сарказма. Я должна была просто обозначить его дальнейшие действия. Он словно говорил о животном или о мебели. Если бы я могла отступить от задуманного плана, я сделала бы это тогда.

– Что хочешь, – ответила я. – Лети на Карибские острова, закажи круиз на Восток, а там брось ее за борт, купи дом и живи себе. Вы можете расстаться когда угодно, через пять лет вас разведут без ее согласия. Или мать захочет откупиться, если тебя это устроит. А я, когда отдам все деньги, навсегда уйду из твоей жизни.

К этому времени я смекнула, что парень проницательнее и умнее, чем я ожидала. Это делало его более опасным, но осуществлять мой план было парадоксальным образом легче. Приглядевшись ко мне, он пришел к заключению, что я не выжившая из ума старая идиотка, предложение мое реальное, а деньги легкие. И тогда он принял мой план.

Вот так это произошло – в дурно пахнущей кухне, за грязным столом два бессовестных человека заключили сделку, в основе которой лежали плоть и душа человеческая. Правда, я не верила, что у Октавии есть душа и что в комнате, кроме нас, еще что-то присутствует, некая сила, которая может повлиять на наши слова, действия и планы. Наши переговоры были вполне дружеские, но я знала, что должна помочь ему победить. Даже намек на проигрыш мог его унизить. Он стал бы презирать и меня, начни я сдавать позиции. В конце концов я согласилась дать еще одну тысячу на предварительные расходы и прибавила две тысячи к окончательной сумме.