— О себе? — спросил Монссон удивленно. — Какое это имеет отношение к делу?

— Как все происходило, когда ты рос, — объяснила Хольт.

— О чем ты?

— Начни сначала, — предложила Хольт. — Поведай о своих самых первых воспоминаниях.

Если верить Бенгту Монссону, его самые ранние детские воспоминания относились к той поре, когда ему было семь лет, и он пошел в школу. Все происходившее ранее не сохранилось в его памяти. Мать и ее родственники, конечно, часто рассказывали ему о том, что он говорил и делал, будучи значительно младше, но в его собственной памяти с той поры ничего не сохранилось.

— Не знаю почему, но все обстоит именно так, — констатировал Монссон и пожал плечами.

Его воспоминания начинались со времени, когда он пошел в школу. Ничего сверхъестественного, просто самые заурядные воспоминания. Отчасти светлые и почти все неинтересные. Хватало и не самых приятных, о которых он предпочитал умолчать. И кроме того, не понимал вопроса. Какое отношение это все имело к его нынешней ситуации?

О своих родителях он также не хотел говорить. Они умерли много лет назад, и все, происходившее между ним и ими когда-то, он не собирался обсуждать. Зато стоило уточнить один момент. Сам он знал только одного родителя, а именно мать. Абсолютно не представлял, кто был его настоящий отец, и довольно рано понял бессмысленность попыток узнать об этом у матери. Вдобавок у него имелся отчим, о котором он не хотел разговаривать и которого старался вытеснить из своего сознания.

— Ты даже не навещаешь их могилы? — спросила Хольт.

— Ты имеешь в виду могилу матери? — поправил ее Монссон.

— Могилу матери, — согласилась Хольт.

— Никогда, — ответил Монссон.

А как тогда все обстояло с могилой приемного отца?

— Ты спрашиваешь, ходил ли я туда с целью стравить давление? — спросил Монссон и криво улыбнулся.

— О чем ты? — поинтересовалась Хольт.

— Чтобы помочиться на его надгробие, — объяснил Монссон.

— Расскажи, откуда у тебя взялось желание сделать нечто подобное? — попросила Хольт. — Чем он так насолил тебе?

Монссон не собирался никому рассказывать об этом. Ни Хольт, ни одной другой душе.

— Зря, — сказала Хольт. — Я, пожалуй, могу помочь тебе.

Как Хольт сумела бы помочь Монссону с его приемным отцом? Он ведь уже умер. Что смогла бы такая, как она, сделать с ним? Посадить в тюрьму? То, что она и ее коллеги могли порвать его самого на мелкие кусочки, он уже понял, но ведь покойники им были неподвластны.