— Боже праведный! — воскликнул Боргстрём пять минут спустя. — Что я натворил? Это же ужасно. И что нам делать теперь?

— Для начала, по-моему, хорошо бы всем держать язык за зубами, — заметил Тойвонен.

— Да, но нам надо же составить заявление, — сказал Боргстрём. — Я ведь фактически разгласил секретную информацию.

«Карл-Бертиль Юнссон чувствует себя не лучшим образом, — подумала Анника Карлссон, но довольствовалась лишь кивком. — И он неплохой человек».

— Как уже сказано, — продолжал Тойвонен, — если мы сейчас просто будем держать язык за зубами, надо полагать, в конце концов все образуется. У меня случались ситуации и похуже.

— Вы слишком добры ко мне, — промямлил Боргстрём. — При мысли о том, что я натворил.

* * *

В десять часов они держали военный совет в кабинете Бекстрёма. Анника Карлссон рассказала, что ей удалось найти, откуда произошла утечка.

— Обычная болтовня без злого умысла, — констатировала она. — Если я могу что-то сказать в его защиту, то, похоже, он ужасно расстроился, когда понял, что натворил.

— Надо ли нам тогда забыть про Хвасс? — спросил Олешкевич.

— Нет, с какой стати? — поинтересовался Бекстрём. — Если она также случайно проболталась, почему мы должны прощать ее. Я собирался задать ей прямой вопрос.

— У меня есть предложение, — сказала Анника Карлссон.

— И какое?

— Давайте позволим Тойвонену спросить ее. Пусть она поймет, что не только нас одних это интересует.

— Да, а почему бы и нет, — улыбнулся Бекстрём.

«А эта развратница совсем не дура», — подумал он.

— Если тебя интересуют снимки Джонсона и его машины, то я дал их Ниеми, — сообщил Стигсон. — Он обещал сразу взглянуть на них.

— Хорошо, — кивнул Бекстрём.

— А что мы будем делать сейчас? — спросила Кристин Олссон.

— Сейчас у нас будет встреча, общая, — сказал Бекстрём. — Мы сядем и подведем итоги и попытаемся наконец навести порядок в этом расследовании.