Заметив на лице Харри удивление, Фриц объяснил:

— В Австрии все несколько иначе. У нас празднуют не день гитлеровской капитуляции, а вывод из страны войск союзников.

Беатриса рассказывала, как ей стало известно о смерти Хелены Ланг:

— Двадцать лет — даже больше — мы от нее весточки не получали. И тут приходит мне письмо из Парижа. Она писала, что отдыхает там с мужем и дочкой. Я так поняла, это была ее последняя поездка. Она не писала ни о том, где живет, ни о том, за кого вышла замуж, ни о том, чем болеет. Писала только, что недолго ей осталось. Да просила свечку за нее поставить в соборе Святого Стефана. Она была не такой, как все, наша Хелена. Было ей семь лет, когда она зашла ко мне на кухню, посмотрела на меня серьезными глазами и сказала, что Бог создал человека для любви.

По морщинистой щеке сбежала слеза.

— Никогда этого не забуду. Семь лет. Думаю, она уже тогда решила, как проживет жизнь. И хотя жизнь оказалась вовсе не такой, какой она думала, и трудностей всяких на ее долю выпало немало, я уверена — всю свою жизнь она свято верила, что Бог создал человека для любви. Вот какая она была.

— У вас осталось это письмо?

Беатриса утерла слезу и кивнула.

— У меня в комнате. Дайте мне еще немного посидеть, повспоминать, и пойдем. Кстати, ночью сегодня будет жарко.

Они сидели и молча слушали шепот ветра в кронах деревьев и песни птиц солнцу, которое садилось за гору Софиенальпе. Каждый думал об умерших близких ему людях. В лучах света под деревьями мельтешила мошкара. Харри заметил птичку — он готов был поспорить на что угодно, что это мухоловка: он видел ее на картинке в определителе. Ему вспомнилась Эллен.

— Пойдемте, — сказала Беатриса.

Ее комната была маленькой и простенькой, зато светлой и уютной. Над кроватью висело множество фотографий. Беатриса выдвинула ящик из комода и начала рыться в бумагах.

— У меня тут все по порядку лежит, я сейчас найду, — сказала она. Разумеется, подумал Харри.

Тут он увидел фотографию в серебряной рамке.

— Вот это письмо, — сказала Беатриса.

Харри не отвечал. Он смотрел на фотографию и не отвечал, пока не услышал голос Беатрисы прямо за спиной.

— Хелена на этой фотокарточке — медсестра в госпитале. Она была красавица, правда?

— Правда, — откликнулся Харри. — Кажется, я где-то ее видел.

— Еще бы, — ответила Беатриса. — Вот уже две тысячи лет ее рисуют на иконах.

Ночь и вправду выдалась жаркой. Жаркой и душной. Харри ворочался в кровати, сбросил на пол одеяло, скомкал простыню, но все никак не мог уснуть — донимали мысли. В какое-то мгновение он захотел выпить, но вспомнил, что ключ от минибара он отцепил и оставил внизу, у администратора. Он услышал голоса в коридоре, кто-то взялся за ручку двери. Харри повернулся в кровати. Никто не вошел. Теперь голоса были внутри. Харри почувствовал горячее дыхание на своей коже. Услышал треск рвущейся материи. Но, открыв глаза и увидев вспышки света, понял, что это молния.