Светлый фон

Фёуке не отвечал. Харри вернулся к машине и достал фомку, которая всегда лежала у него под задним сиденьем, поскольку замок багажника был сломан. Потом снова подошел к двери и обеими руками нажал на оба ряда кнопок на панели звонка. Ему ответил нестройный хор возмущенных голосов, — разумеется, момент неподходящий: кто как раз рубашку наглаживает, кто начищает ботинки. Харри сказал, что он из полиции, и кто-то, должно быть, ему поверил, потому что вдруг послышался жуткий писк, и дверь открылась. Прыгая через три ступеньки, Харри добежал до четвертого этажа. Сейчас сердце билось еще сильнее, чем все эти пятнадцать минут — с тех пор, как он увидел фотографию в спальне.

Цель, которую я перед собой поставил, уже стоила жизни нескольким ни в чем не повинным людям, и по-прежнему остается опасность, что погибших станет еще больше. Так всегда бывает на войне. Поэтому судите меня как солдата, выбор у которого невелик. Вот и все, о чем я прошу. Но если вы станете осуждать меня, знайте, что вы — всего лишь грешные люди, такие же, как и я, потому что, в конце концов, Судия у нас только один — Бог. Вот мои воспоминания.

Цель, которую я перед собой поставил, уже стоила жизни нескольким ни в чем не повинным людям, и по-прежнему остается опасность, что погибших станет еще больше. Так всегда бывает на войне. Поэтому судите меня как солдата, выбор у которого невелик. Вот и все, о чем я прошу. Но если вы станете осуждать меня, знайте, что вы — всего лишь грешные люди, такие же, как и я, потому что, в конце концов, Судия у нас только один — Бог. Вот мои воспоминания.

Харри стукнул кулаком по двери Фёуке и выкрикнул его имя. Не получив ответа, он подсунул под замок фомку и навалился со всей силы. С третьей попытки дверь подалась. Харри перешагнул порог. В квартире было тихо и темно, и почему-то это напомнило Харри спальню, в которой он только что был, — здесь тоже было пусто, и ощущалась покинутость. Войдя в гостиную, Харри понял: квартира в самом деле покинута. Все бумаги, что были разбросаны по полу, книги на покосившихся полках, чашки с недопитым кофе — все это пропало. Мебель была сдвинута в угол и накрыта белыми покрывалами. Луч солнца падал из окна на связку листов посреди комнаты.

Когда вы это прочтете, надеюсь, меня уже не будет в живых. Надеюсь, нас никого не будет в живых.

Когда вы это прочтете, надеюсь, меня уже не будет в живых. Надеюсь, нас никого не будет в живых.

Харри присел на корточки рядом со связкой.

«Великое предательство, — было напечатано на первом листе. — Воспоминания солдата».