– Стефан получил четыре года, потому что выстрелил из пистолета в потолок, – продолжил рассказ Симон, – но после суда произошло нечто странное, понимаешь. Расколь пришел на свидание со Стефаном в Бутсен, и день спустя один из надзирателей заявил, что у нового заключенного вроде бы изменилась внешность. Шеф же его сказал, что так часто бывает с теми, кто отбывает первый срок. Иной раз жены не могут узнать своих мужей, когда приходят к ним на свидание в первый раз. Надзиратель успокоился, но еще несколько дней спустя в тюрьму позвонила женщина и сообщила, что произошла подмена: вместо Стефана Баксхета в камере находится его младший брат, которого следует отпустить.

– Это действительно правда? – спросил Харри, вытащил зажигалку и поднес ее к сигарете.

– Да, конечно, – ответил Симон. – У южноевропейских цыган вошло в обычай, что младший брат или сын отбывает срок за осужденного, если у того есть семья, которую ему надо содержать. А у Стефана семья была. Для нас это дело чести, понимаешь.

– Но власти-то, наверное, разобрались?

– Э-э… – Симон махнул рукой. – Для них цыган есть цыган. И если он сидит за то, чего не совершал, значит, наверняка виновен в чем-то другом.

– А кто звонил?

– Этого они так и не выяснили. Но в ту же ночь исчезла Мария. И ее больше никогда не видели. Полицейские привезли Расколя в Тёйен глубокой ночью. Стефан отбрыкивался, изрыгал проклятия, но его скрутили и вынесли в машину. Анне было два годика, она лежала в постели, кричала, звала маму, и никто, ни мужчины, ни женщины, не мог ее успокоить. Пока в вагончик не вошел Расколь и не взял ее на руки.

Они пристально вглядывались в двери банка. Харри посмотрел на часы. До закрытия оставалось несколько минут.

– А что произошло потом?

– Когда Стефан отбыл срок, он сразу же уехал из Норвегии. Я иногда связывался с ним по телефону. Он много ездил.

– А что с Анной?

– Она росла в вагончике. Расколь отдал ее в школу. У нее появились нецыганские друзья. И нецыганские привычки. Она не желала жить как мы. Ей хотелось делать то, что делали ее друзья, – самой принимать решения, самой зарабатывать на жизнь, иметь свое жилье. С тех пор как она получила в наследство от бабушки квартиру и переехала на Соргенфри-гате, мы с ней вообще не общались. Она… да, она сама решила уехать. И только Расколь хоть какой-то контакт с ней поддерживал.

– Как думаешь, она знала, кто на самом деле ее отец?

Симон пожал плечами:

– Насколько мне известно, никто ничего ей не говорил, но, я уверен, она знала.

Возникла небольшая пауза.

– Вот здесь это случилось, – наконец сказал Симон.