Когда она кончила, замерла и уставилась на него с неожиданным выражением обиды на лице, все ночи, что они провели вместе, вернулись обратно, и ему больше всего на свете захотелось расплакаться.

После этого они выкурили одну сигарету на двоих.

— Почему ты не хочешь признаться мне, что вы с ним встречаетесь? — спросил Харри, затянулся и протянул сигарету ей.

— Потому что мы не встречаемся. Это просто… временная спасительная гавань. — Ракель покачала головой. — Я не знаю. Я больше ничего не знаю. Мне надо было держаться подальше от всех и вся.

— Он хороший человек.

— Вот именно. Мне нужен хороший мужчина, так почему же я не хочу хорошего мужчину? Почему мы ведем себя так чертовски иррационально, хотя знаем, как нам будет лучше?

— Человек — это извращенный и поврежденный вид, — ответил Харри. — И излечение невозможно, возможно только облегчение.

Ракель прижалась к нему.

— Вот что мне в тебе нравится, так это твой постоянный оптимизм.

— Я считаю своей миссией нести свет, дорогая.

— Харри?

— Ммм.

— А существует дорога назад? Для нас?

Харри закрыл глаза. Прислушался к биению сердца. Своего собственного и ее.

— Назад — нет. — Он повернулся к ней. — Но если ты считаешь, что в тебе осталось немного будущего…

— Ты серьезно?

— Это просто постельный треп, так ведь?

— Глупый.

Ракель поцеловала его в щеку, протянула ему сигарету и поднялась. Оделась.

— Знаешь, ты можешь жить у меня наверху, — сказала она.