Только этого Маше и не хватало.

– Я правда не могу тебе ничего объяснить, – сказала она и беззвучно заплакала. – Прости меня, пожалуйста!

– Но почему? Машка, почему?!

Потому что я вижу девочку-подростка, бегущую ко мне по громыхающим крышам гаражей, ответила бы ему Маша, если бы могла. А рядом с ней пса в колтунах, с маленькими, как у медведя, ушами. Я не знаю, от чего именно они спасли меня. И не хочу знать. Они это сделали, а остальное не имеет значения. Я могла лежать между гаражами, с синими пятнами на шее и задранной юбкой, и нашли бы меня только на следующее утро. А вместо этого отряхнула куртку, подняла сменку и пошла домой. Зазор между этими двумя реальностями обеспечил мне человек, который убил Светлану Рогозину.

– У меня перед ней долг, – наконец сказала она, глотая слезы.

Некоторое время Бабкин молча смотрел на нее.

– Что это за долг такой? – тихо спросил он.

Маша покачала головой.

– А можно деньгами отдать?

Она сморгнула слезы и увидела кривую ухмылку на его лице. От того, что он способен шутить, ей стало легче в тысячу раз.

– У нас столько не наберется, Сережа.

Он стер со лба мокрый подтаявший снег и протянул ей руку:

– Пойдем. Хватит попы морозить.

2

Макар Илюшин ходил по номеру и злился. Он не мог заснуть.

В любом месте, в любое время он вырубался за минуту, как Штирлиц, стоило ему опустить голову на подушку и закрыть глаза. Он мог спать десять минут и встать отдохнувшим. Но очень давно с ним не случалось такого, чтобы уснуть попросту не получалось.

Сначала он проветрил и без того прохладную комнату. Перевернул подушку другой стороной.

Не помогло.

Неспешно прогулялся по огромному люксу – десять кругов в одну сторону, десять в другую.