– Вы-то ее не били, – заметил Сергей.

– Нет. Знаете, я много думала над этим. Мне ведь Бог большого ума не дал, – Наталья виновато улыбнулась. – А подумать пришлось хорошенько. Я поняла вот что: зло – это неизбежность. Оно есть всегда, когда-то маленькое, когда-то большое. Беда не в том, что оно рядом с вами, а в том, что вы не называете его злом. Мой муж – он был, как сейчас бы сказали, садист. Не просто вспыльчивый или раздражительный человек. Ему нравилось, что он причиняет мне боль. Первый мой грех в том, что я позволила ему жить рядом с моим ребенком. Но за это меня еще худо-бедно можно простить, я была до смерти перепуганная забитая дура, да к тому же сильно любила его. Вторая моя провинность хуже. Я не назвала вещи своими именами. Вы читали книжки по истории?

– Читал… не очень много, – Бабкин пытался понять, куда она клонит.

– Я из них вот что узнала. При царях жили шуты. Они могли любому придворному и даже самому царю сказать правду, и ничего им за это не было. А среди простого народа жили юродивые. Они тоже говорили правду, и бить их за это никто не смел, их почитали, почти как святых. В наше время нет ни шутов, ни юродивых. Бывает, и захочешь, чтобы тебе правду сказали в лицо, – а некому.

Наталья заволновалась.

– У взрослых какой-никакой, но свой ум есть. А перед ребенком отвечают его родители, чтобы у него в голове была человеческая картина мира, а не такая, где папа маму лупит смертным боем, и вроде как все в порядке, все тишком. Я Олю своим молчанием калечила. Стыдно мне перед ней. Даже сказать не могу, как стыдно. До сих пор внутри болит.

– Двадцать с лишним лет прошло, – осторожно сказал Сергей.

– Да хоть сто. Не лечится это временем. И хорошо что не лечится, правильно. Я когда дочери звоню, все время себе удивляюсь. Откуда у меня право с ней говорить? За что меня Бог наградил таким подарком? Да я ей до конца жизни должна твердить одну только фразу: «Прости меня, моя девочка», – и больше ничего. А мы с ней про погоду… и что помидоры плохо вызревают…

Она судорожно вздохнула. Сергей взглянул на перекрученные концы бахромы и подумал, что тему раскаяния надо закрывать, пока женщина не сорвалась.

– Кто нашел тело вашего мужа?

Наталья потерла лоб.

– Знаете, я уже и не помню. Помню, как прибежали соседские ребятишки, кричат, и вроде испуганные до смерти, а у самих глаза аж светятся от радости – ну такое событие, такое событие! Я пошла к ферме, но на половине дороги ноги у меня отказали, села прямо на землю. А потом уж меня подхватили под руки и отвели.

– Кто опознавал Николая, вы?