Возможно, все это лишь капризы моего воображения. Тем не менее, говоря Вашими словами, существует множество реальностей. Опасаясь, что мое появление лишит его столь необходимой в бою сосредоточенности, я отступил и снова принялся наблюдать за ним издалека. Но это определенно он. Теперь я уверен. Не могу точно сказать, направлена ли его безумная ярость против врага, или в своих фантазиях он снова убивает тех людей, что отказались помочь его родителям и сестрам, – или же, может быть, он так выплескивает ненависть к самому себе. Каковы бы ни были причины, ярость поглощает его целиком, и, разумеется, он не сможет бесконечно подставлять себя под пули русских, пытаясь утолить жажду мести. Но возможно, в том и заключается его замысел. Похоже, он надеется, что выстрел врага заставит наконец утихнуть бурю, бушующую у него в душе. Если так, то судьба или же сам Всевышний не спешат исполнить его отчаянное желание, и он снова и снова бросается в атаку, обреченный мучиться вечно и никогда не обрести покой.
Возможно, все это лишь капризы моего воображения. Тем не менее, говоря Вашими словами, существует множество реальностей. Опасаясь, что мое появление лишит его столь необходимой в бою сосредоточенности, я отступил и снова принялся наблюдать за ним издалека. Но это определенно он. Теперь я уверен. Не могу точно сказать, направлена ли его безумная ярость против врага, или в своих фантазиях он снова убивает тех людей, что отказались помочь его родителям и сестрам, – или же, может быть, он так выплескивает ненависть к самому себе. Каковы бы ни были причины, ярость поглощает его целиком, и, разумеется, он не сможет бесконечно подставлять себя под пули русских, пытаясь утолить жажду мести. Но возможно, в том и заключается его замысел. Похоже, он надеется, что выстрел врага заставит наконец утихнуть бурю, бушующую у него в душе. Если так, то судьба или же сам Всевышний не спешат исполнить его отчаянное желание, и он снова и снова бросается в атаку, обреченный мучиться вечно и никогда не обрести покой.
Однажды я увидел в подзорную трубу, как пушечное ядро ударило рядом с ним в склон холма, подбросив солдата в воздух. Комья земли, камни и осколки разлетелись во все стороны. Не сомневаясь, что он погиб, я посмотрел туда еще раз. Представьте моя потрясение, когда я увидел, как он скорчился от боли среди тел убитых товарищей, а затем с усилием поднялся, подхватил ружье и, пошатываясь, двинулся дальше. Когда-то лишь притворяясь, будто ранен в правую руку, теперь он и в самом деле истекал кровью. Осколки взрыва превратили его шинель в лохмотья и оторвали рукав. Прошло немного времени, и взрывная волна снова сбила его с ног, так что он сумел подняться лишь на четвереньки, но продолжал, крепко сжимая ружье, ползти вперед, пока не потерял сознание. Санитарам удалось унести его с поля боя.