Время от времени мы забываем сдавать вещдоки. Так происходить не должно, но это случается: сняв пиджак, ты обнаруживаешь, что в кармане что-то лежит — ты положил туда конверт, когда свидетель попросил тебя на пару слов. Или ты открываешь багажник и видишь там пакет, который собирался сдать еще вчера. Если больше никто не может взять твои ключи или открыть багажник, то все нормально, это не конец света. Но данная улика была у Дины несколько часов или даже дней. Если мы попытаемся предъявить улику в суде, представитель защиты скажет, что Дина могла сделать с ней что угодно — хоть подышать, хоть заменить на что-то совсем другое.
Вещественные доказательства не всегда поступают к нам с места преступления «в чистом виде» — иногда свидетели приносят их спустя недели. Иногда улика может лежать в поле под дождем несколько месяцев, пока ее не найдет разыскная собака. Мы работаем с тем, что есть, и находим способы парировать аргументы защиты. Но этот случай — другой. Эту улику мы загрязнили сами, и она загрязнила все, к чему мы прикасались. Если мы попытаемся ее использовать, тогда все наши действия в ходе следствия могут быть оспорены: этот предмет мы могли подложить, на того человека — надавить, этот факт мы могли придумать, чтобы наша версия была более убедительной. Мы нарушили правила всего лишь однажды — но кто в это поверит?
Я пренебрежительно щелкнул по пакету, и от одного прикосновения по коже пошли мурашки.
— Этот вещдок нам бы пригодился, если бы связал подозреваемого с местом преступления. Однако у нас полно других вещей, которые помогут установить ту же связь. Думаю, мы проживем и без него.
Глазки Куигли впились в мое лицо.
— Как бы то ни было… — начал он, пытаясь скрыть разочарование: я его убедил. — Как бы то ни было, из-за этой улики дело могло бы полететь ко всем чертям. Старший инспектор подпрыгнет до потолка, если узнает, что кто-то из его суперкоманды раздает вещдоки как конфеты — и не из какого-то дела, а именно из этого. Ах, бедные детки. — Куигли покачал головой и укоризненно пощелкал языком. — Тебе нравится этот юноша — Курран, да? Ты же не хочешь, чтобы он снова надел форму? Такой талант, такие замечательные рабочие отношения между вами — все пойдет прахом. Ужас, правда?
— Курран — большой мальчик, может сам о себе позаботиться.
— Ага! — Куигли торжествующе указал на меня пальцем, словно я проболтался, выдал какой-то важный секрет. — Значит, я правильно понимаю, что он все-таки наглый парень?
— Понимай как хочешь.
— Да, конечно, это не важно. Даже если это сделал Курран, он все равно на испытательном сроке, и за него отвечаешь ты. Если кто-то узнает… Это будет страшный удар — а ведь твоя карьера только-только пошла в гору… — Куигли приблизился ко мне, и я увидел, как блестят его мокрые губы, увидел грязь и жир, которые впитались в воротник его пиджака. — Это ведь никому не нужно, да? Уверен, мы сможем договориться.