В некотором смысле я почувствовал облегчение — пусть горькое и слабое, но все же облегчение. Ричи никогда не стал бы детективом. Даже если бы и не это дело, даже если я не был бы таким тупым, слабым и жалким, даже если бы я видел не только то, что хочу увидеть, все равно — рано или поздно все вышло бы точно так же.
— Я тебе не какой-то там Дэвид Аттенборо. Я не сижу на трибуне и не смотрю на то, как
Ричи не ответил; опустив голову, он водил ногтем по столу, выписывая невидимые геометрические узоры, — я вспомнил, что он так же рисовал их на окне наблюдательной комнаты, и мне показалось, что это было сто лет назад.
— Так что ты будешь делать? — наконец спросил он. — Просто сдашь вещдок, словно ничего не произошло?
«Ты», не «мы».
— Даже если бы это было в моем стиле, такой возможности у меня нет. Дина меня не застала.
Ричи тупо уставился на меня.
— Твою мать, — выдохнул он, словно кто-то ударил его в живот.
— Угу, твою мать. Поверь мне, Куигли такого случая не упустит. Что я тебе говорил всего пару дней назад? Куигли с удовольствием бросит нас под танк. Не помогай ему в этом.
Он побелел еще сильнее. Во мне проснулся садист — у меня не осталось сил держать его под замком в одном из темных чуланов, — и вид побелевшего Ричи доставлял ему огромное удовольствие.
— Что мы будем делать? — спросил он дрогнувшим голосом.
Он протянул ко мне руки, словно я герой в сверкающих доспехах.
—
Ричи неуверенно взглянул на меня, пытаясь понять смысл моих слов. В комнате было холодно, и он — в одной рубашке — замерз и теперь дрожал, сам того не замечая.
— Собери вещи и иди домой, — сказал я. — Сиди там, пока я тебя не вызову. Можешь в это время подумать о том, как будешь оправдываться перед главным инспектором, однако вряд ли это что-то изменит.
— А ты что будешь делать?
Я встал, опираясь о стол словно старик.
— Это не твоя проблема.